«Ливадию» из-за дороговизны брали редко, и поэтому она стояла на самой верхней полке. Машка стала на стремянку, с трудом дотянулась до верхней полки. Платье при этом у нее задралось, выставив стройные ноги и замечательной формы попку. Машка, наверное, знала, что, когда она становится на стремянку, мужики не сводят глаз с ее задницы, она оглянулась и спросила:
Ну что, хороша Маша?
Хороша, подтвердил я.
Хороша Маша, но не ваша.
По-видимому, этот ответ у нее был опробован не один раз. Она смотрела на меня сверху, я на нее снизу.
То, что не наша, очень печально, ответил я. Очень уж хороша Маша. Ну все хорошо в Маше. И глаза, ну очень голубые, и волосы, ну очень золотые. И грудь как у греческой богини, и живот, и ноги, и попка, ты просто мечта для миллионов мужчин. И я буду гордиться, что жил рядом с мечтой.
Хорошо рассказал, вздохнула Маша и присела на стремянку, выставив круглые коленки. Говорят, к Лидке с маслозавода захаживаешь?
Говорят, ответил я неопределенно.
Она же старше меня на десять лет.
На восемь, ответил я.
А как ты определяешь? удивилась Маша.
Такой дар у меня есть. Я определяю возраст с точностью до года и месяца рождения.
А сколько мне лет?
Двадцать четыре, и ты майская.
Насчет дара я сочинил только что. Просто у меня хорошая память. Школу она закончила в семнадцать, год работала кассиршей в бане, а потом перешла в магазин на место матери, которая в последний год много болела, и магазин часто был закрытым. А дочь не ставили, потому что несовершеннолетние не могли быть материально ответственными лицами. Она стала торговать в магазине в конце мая, вероятно, сразу после того, как ей исполнилось восемнадцать лет, а было это шесть лет назад. Я тогда ходил в четвертый класс.
А чего ты еще можешь определять? спросила Маша.
В следующий раз расскажу.
Буду ждать.
Жди меня, и я вернусь, только очень жди.
ДАЛЬНЕЙШЕЕ СЕКСУАЛЬНОЕ ПРОСВЕТИТЕЛЬСТВО
которые тогда мало издавались и были не так широко известны, как сегодня. Я читал даже тогда еще почти никому не известного Чичибабина.
Бутылку «Ливадии» я засунул в карман куртки, прикрывая рукавом горлышко, плитки шоколада уместились во втором кармане.
Я позвонил в дверь дома главврача. Вера открыла почти сразу, будто стояла перед самой дверью. Она была в легком платье с открытыми плечами. Я отметил ровный загар, который еще не успел сойти. Я выставил на стол «Ливадию» и выложил шоколад «Гвардейский».
У тебя неплохой вкус, похвалила меня Вера.
Вкус определяется ассортиментом местных магазинов, ответил я.
Не обязательно, не согласилась Вера. Парни из нашего класса обычно приносят портвейн «Три семерки», который пахнет жженой пробкой. Я приготовила ужин.
На столе в вазе были яблоки и груши. Она принесла зажаренную в газовой плите курицу, салат «Оливье», шпроты не в банке, а в специальной тарелке я не знал названия этой длинной стеклянной посудины.
Что будем пить? спросила Вера.
Я вообще пью мало, признался я.
Тогда выбирай. И она открыла встроенный в книжный шкаф бар с подсветкой. Чего только здесь не было! Коньяки «Наполеон», «Наири», «КВ», водки «Столичная», «Московская», «Посольская», «Лимонная», шампанское «Советское», болгарское, венгерское, вина с грузинскими и армянскими названиями, из которых я запомнил «Твиши», «Хванчкару», «Киндзмараули», потому что где-то читал, что их любил пить сам Сталин.
Это все подношения благодарных пациентов. Я предпочитаю ликеры. Люблю «Бенедектин». И она достала бутылку с зеленоватой жидкостью. Я увидел открытую бутылку «Столичной», вместо пробки на горлышке было надето блестящее сооружение с клювом-краником.
Чуть водки, сказал я. Я выпил водки, потом попробовал «Бенедектин», сладкий и липкий «Бенедектин» мне понравился. Я как-то не заметил, как мы опустошили всю бутылку. Я пил меньше, чем Вера, но и у меня слегка кружилась голова, и говорил я медленно, стараясь выговаривать слова. Вера смеялась. Ей хотелось знать мое мнение о парнях из нашего класса, но особенно ее интересовало, что я думаю о девчонках. Я не привык обсуждать достоинства и недостатки женщин, да и не с кем было, с ребятами я обсуждал только футбольные игры: кто мог забить и что помешало. Вера, не получив ожидаемого ответа, отвечала сама:
Дура, но настойчива Подлипала
Может, не дурна, но с плохим вкусом
Зубрила
Не глупа, но с задницей до колен.
Единственное достоинство коса. Дурацкое занятие отращивать волосы. Мороки много, неудобно.
Я больше слушал, но потом начались конкретные вопросы.
Расскажи, как ты решился лечь в постель со взрослой женщиной.
А никакой решимости не было.
Но ты же хотел ее?
Хотел.
И как начал?
Уже не помню.
Я пробовал увильнуть от слишком откровенного вопроса.
Нет, ты помнишь, настаивала Вера.
Да все просто, решился я. Я обнял, стал с нее стягивать трусики. Она сказала: «Я сама» и пошла расстилать постель.
Я понимал, что не надо бы мне все это рассказывать, но она еще девочка, а я уже взрослый мужчина, я ведь уже знал, что такое овладеть женщиной, и мне хотелось показаться перед нею опытным я знал то, чего еще не знала она.