До свидания, сказала Вера. Ты сегодня какой-то странный.
И она протянула руку.
Не больше, чем вчера, ответил я. Подождал, пока ей откроют двери, и бросился в сторону сквера. По их уже близкому дыханию за спиной я понял, что меня перехватят среди скамеек сквера, и побежал через дворы к железнодорожному переезду, понимая, что во дворах им не разойтись и они побегут толпой. Я хорошо бегал и через минуту уже достиг переезда и выдернул железный прут из-под трухлявой доски. Первым я ударил Шмагу по руке возле плеча, теперь эту руку он сутки, как минимум, поднять не сможет; Воротникову досталось по ногам, и он тут же сел и заплакал от боли. Выставив заточенный конец железного прута, я шел на остальных, и они бросились бежать, оставив Воротникова, который пытался встать.
Еще одна такая попытка, и я тебя убью, пообещал я.
Тебя посадят.
Возможно. Но я буду жить, а тебя не будет. Ты умрешь, не дожив до семнадцати лет. И тебя никто не убережет, я достал нож, ни отец, ни милиция. Я убью тебя или в школе, или по дороге домой, или в кино. Подойду сзади и ткну в спину.
Воротников больше не пытался встать. Он смотрел на меня, быстро моргал и плакал. И я пошел домой. Прут спрятал на огороде подполковника, а на следующий день, идя в школу, я оставил нож дома.
Меня взяли после первого урока. На перемене меня вызвали в кабинет директора, и я увидел молодого лейтенанта не из наших местных, он закончил милицейскую школу в Омске и старшину Сычева. Сколько я себя помнил, он всегда был старшиной и доводился матери родственником, но очень дальним. Мой дед был внучатым племянником деда Сычева. Директор школы, когда я вошел, сказал:
Это он.
Знаем мы его, ответил мой дальний родственник Сычев.
Пройдемте с нами, сказал лейтенант.
Не пойду. Не имеете права без санкции прокурора.
Потащим, пообещал лейтенант.
Тащите. И я сел на пол.
Лейтенант и старшина взяли меня под руки, я подогнул ноги, поэтому тащить меня не могли, а понесли к двери.
Не донесете, сказал директор. До милиции далеко.
Меня опустили на пол. Когда я попал в туберкулезную больницу в палату для взрослых, в ней лежал переведенный из тюремной больницы подследственный Захар Захаров. Он уже дважды пытался сбежать из больницы, и, когда его снова решили поместить в тюрьму, он так же сел, подогнув ноги, и двое конвоиров потащили его по коридору, а потом по двору к тюремной машине. Меня милиционерам пришлось бы тащить через весь райцентр, с километр.
Лейтенант позвонил в милицию.
Пришлите воронок, сказал лейтенант. Он не идет.
Воронка, по-видимому, в милиции не имелось, и милиционеры стали ждать. Я сидел на полу возле двери. К директору время от времени заход или учителя, удивлялись, видя меня сидящим на полу. Учительница литературы возмутилась:
Что это за издевательство! Почему мальчика посадили на пол? Сейчас не сталинские времена!
Мы не сажали, он сам сел, попытался оправдаться лейтенант.
Не врите, сказала учительница. Он же не идиот, чтобы сидеть на полу у двери.
Милиционеры перенесли меня на директорский диван.
Я требую врача, сказал я.
Понос от страха? поинтересовался лейтенант.
Я требую меня освидетельствовать, что пока у меня нет побоев.
Тебя никто не бил, попытался меня урезонить Сычев.
В милиции бьют. Я требую врача.
Директор выглянул в коридор, и я слышал, как он сказал:
Пришлите медсестру!
Пришла медсестра, осмотрела меня и подтвердила:
Побоев нет.
Прошу занести в протокол, потребовал я.
Лейтенант составил протокол, и его подписали директор и медсестра, наша знакомая, тетя Дуся.
Машину все не присылали, лейтенант звонил уже три раза.
Наконец в кабинет директора зашел милиционер шофер воронка.
Идемте, сказал лейтенант.
Не пойду!
Милиционеры разозлились и поволокли меня к двери, но зазвенел звонок, закончился очередной урок.
Не советую, сказал директор. Подождите, когда закончится перемена, а то завтра весь райцентр будет обсуждать ваши методы.
Милиционеры дождались, когда закончилась перемена, и понесли меня к машине.
Осторожнее, сказал лейтенант, когда меня заталкивали в кузов милицейского автомобиля. Будет синяк, и этот придурок заявит, что мы его избили.
Во дворе милиции меня с предосторожностями извлекли из машины и внесли в кабинет лейтенанта, который начал составлять протокол моего допроса.
Закончив допрос, он прочитал протокол и уточнил:
И ты не угрожал Воротникову, что в следующий раз убьешь его?
Повторяю, это Воротников сказал, что в следующий
раз я живым не уйду, что он сын секретаря райкома, а милиция и прокуратура подчиняются райкому партии, что меня убьют, и никто даже расследовать мое убийство не будет.
Лейтенант позвал старшину Сычева, а сам с протоколом вышел и вернулся с начальником районной милиции майором Бурцевым. В отличие от наших милиционеров, толстых от безделья, майор был сухощавым и до работы каждый день бегал на стадионе по тридцать кругов, получалось около шести километров. Раньше он работал в Пскове, но развелся с женой, женился на молодой медсестре, и его за этот проступок перевели в район. Медсестра носила мини-юбки, которые обтягивали ее круглую попку, нравилась молодым врачам, и не только врачам, но о ее романах в райцентре не говорили, то ли она очень любила своего мужа, хотя он и был старше ее лет на десять, то ли врачи побаивались начальника милиции.