Глубокая осень 1928 года. Я еду на учебу в Центральный институт труда. Но есть у меня в Москве и другое дело.
Прошедшей весной я написал для журнала «Война и техника» две статьи. Одну о приспособлении для надежного применения пенькового фитиля при подрывных работах с зажигательными трубками в ненастную погоду, другую о поточном способе подрывания рельсов.
Первую статью приняли, а вторую редакция возвратила мне с замечаниями Д. М. Карбышева.
Рецензия была блестяще аргументирована. Возражать против доводов Д. М. Карбышева я не мог. Он справедливо писал о необходимости дополнительной проверки массового поточного подрыва рельсов двухсотграммовыми толовыми шашками, о необходимости тщательно обеспечить безопасность не только подрывных команд, но и войск, находящихся вблизи разрушаемой железной дороги. Да и о многом другом.
Я не успел доработать статью. И теперь, приближаясь к Москве, думаю о встрече со своим рецензентом. Хочу посоветоваться с ним.
На площади перед Киевским вокзалом шум и толчея. «Мигом домчим!» зазывают седоков лихачи, живо поворачиваясь на облучках высоких красноколесных пролеток. Взмахивают торбами лошади. Ветер метет по булыжной площади сенную труху. Пробиваясь в людской сумятице, надрывно звенит трамвай. Пассажиры плотно облепили красные вагончики, виснут на подножках. Кондуктор дергает за веревку, дает звонок к отправлению. Поехали!
Жадно смотрю по сторонам.
Москва красит фасады, строит новые дома. Вдоль улиц густо дымят асфальтовые котлы приводятся в порядок мостовые и тротуары. На самых высоких зданиях рекламы ГУМа и Моссельпрома. Грохочут телеги, запряженные мохноногими битюгами, тяжело груженные лесом, железом, бычьими тушами. Рявкают клаксонами-грушами первые отечественные грузовики тупорылые АМО. Попадаются и легковые машины, но все иностранных марок: «мерседесы-бенцы», фордики, «бьюики». Сами мы легковых машин еще не производим. Ничего! Скоро построим множество заводов, преобразим страну, появятся и у нас хорошие советские машины! Ничего!..
Печатая шаг, размахивая руками, идет по улице рота. На красноармейцах зеленые гимнастерки, фуражки, яловые сапоги.
Провожаю молодежь взволнованным взглядом.
Помню, как в 1921 году на одесском параде, когда я готовился сдавать экзамены в инженерное училище, мы маршировали в кальсонах и нательных рубашках. Ничего другого делать не оставалось. Приехав из разных частей, мы и одеты были по-разному кто в гимнастерки, кто в бушлаты, кто просто в ситцевые рубахи. Лишь одно было на складе одинаковым нательное белье. Постирали его, погладили, надели нижние рубашки навыпуск,
перепоясав армейскими ремнями, и сошло
Скрылась рота. Прощай и ты, мое прошлое! Мне некогда думать о тебе.
Я любуюсь большим оживленным городом, позабыв о предстоящих делах.
Воробьи-разбойники, стайками налетая на свежие, еще дымящиеся кучки конского навоза, неутомимо прыгают по мостовой Спешат прохожие, спешат извозчики, и даже трамваи. Я спохватываюсь и тоже тороплюсь
Кто такой Карбышев? Сотрудник журнала «Война и техника», повторяя мой вопрос, удивленно округляет глаза. Разве вы не знаете?
Не знаю.
Товарищ Карбышев крупный военный специалист, с подчеркнутым уважением поясняет сотрудник журнала. Очень крупный. Начальник кафедры Военной академии имени Фрунзе. И, помолчав, веско добавляет: Участвовал в русско-японской войне, прошел империалистическую, дослужился до полковника в царской армии Всю гражданскую войну, с первых дней, воевал против белогвардейцев Очень, очень крупный специалист
Вот, значит, кто рецензировал мою статью!
Признаться, я смущен. Может быть, моя статья показалась ему детским лепетом и ученый не разнес ее в пух и прах только из вежливости?
Возникает робкая мыслишка: «А не удрать ли, пока не поздно?»
Но уже поздно. Сотрудник редакции предупредительно встает, увидев входящего в комнату сухощавого человека лет сорока пяти. Тщательно причесанные редкие волосы его чуть тронуты сединой. С узкого лица строго смотрят серые, кажущиеся холодными глаза. В петлицах хорошо сшитой шинели два ромба.
Карбышев, крепко пожимая мою руку, говорит он. Садимся. Карбышев и сидя не теряет осанки. Чувствуется, что постоянная подтянутость привычна ему.
По просьбе Дмитрия Михайловича рассказываю об опытах массового подрыва рельсов поточным способом.
Этот способ вдвое сокращает расход взрывчатых веществ и почти в пять раз увеличивает производительность подрывных команд по сравнению со способом, описанным в Наставлении по подрывному делу.
Поточный способ подрыва мое детище. Естественно, что я увлекаюсь и немного горячусь.
Карбышев слушает внимательно, не перебивая.
Умолкаю. Нетерпеливо жду его ответа.
Дмитрий Михайлович вскидывает брови.
Все делали правильно, говорит он. Но ваш опыт подрыва, хотя и значителен, остается опытом мирного времени. А в мирное время допускается много условностей, которых не будет на войне. Следовательно, поправки придется вносить на ходу? Так?
Мы стремились приблизиться к условиям военного времени
Понимаю. Но работали вы в основном с модельными шашками. Стало быть, каков будет эффект от массовых взрывов зарядов, от разлета осколков рельсов, вы сказать не можете. А знать это надо. Могу посоветовать лишь одно: дополните свои опыты, проводите тренировки и ночью, надежно обеспечив безопасность, взрывая боевые заряды. Если проверка подтвердит вашу правоту можно будет рекомендовать поточный способ войскам. Но проверка должна быть тщательной!