Многие читатели и зрители на берегу, как и Николай Степанович, думают, что капитан на судне нужен только в редких условиях страшной опасности, когда никто уже толком не знает, как избежать катастрофы. Если опасность превышает волевые возможности капитана и крепость его корабля капитан спасает экипаж, а сам торжественно тонет вместе с судном. Но в последнее время это, кажется, не обязательно. В промежутках между смертельными опасностями капитан предается безделью и придирается к команде. Вот что такое капитан, в общих чертах, конечно
Так, или примерно так, ответил бы и Николай Степанович на вопрос о капитане, спроси его об этом кто-нибудь две недели назад. Разумеется, без малейшего желания нанести своим ответом какую бы то ни было обиду мореплавателям. Просто из-за малой осведомленности, чтобы говорить обо всем этом серьезно. А что, как не юмор, помогает нам скрыть свою неосведомленность?..
Однако даже опыт двухнедельного плавания заставил Николая Степановича почувствовать глубокую неловкость перед моряками, о трудностях жизни которых он до того мог только догадываться. И чем обширней становился его собственный опыт, тем бо́льшим уважением проникался он к морякам «Оки» и ко всем прочим морякам тоже.
Последующий рейс из Прибалтики на два порта Бельгии мало отличался от предыдущего: снова туман, снова снегопад, Кильский канал и Северное море со знакомым запахом морского болота в Немецкой бухте. Сомов сутками пропадал на мостике и точно так же после первой бессонной ночи превратился в старца с почерневшим от усталости лицом. И так же переминался на мостике, поочередно отрывая ноги от палубы, давая отдохнуть мышцам.
С приходом в Гент, едва закончив обычные формальности, Александр Александрович уделил своей внешности десять минут, стоя выпил две чашки крепкого кофе и обратился к Знаменскому:
Выгрузку обещают закончить к вечеру. Я думаю, нет смысла увольнять команду здесь. Отпустим всех в Антверпене. Ну, а вас я хочу взять с собой, если вам любопытно. Посмотрите, как капитан развлекается на берегу. Поехали!
И Знаменский стал свидетелем капитанских «развлечений». В агентстве Сомов более часа потратил на редактирование оговорки к какому-то деловому документу. Он не соглашался подписывать документ без оговорки, агент же настаивал на безоговорочном подписании. В конце концов документ был подписан все-таки с оговоркой. Потом спешно готовились бумаги для заявления морского протеста. Смысл этого документа сводился к доказательству того, что капитан и экипаж предприняли со своей стороны все возможные меры, чтобы предотвратить порчу груза, однако, поскольку рейс протекал в условиях резких колебаний температур от двадцати трех градусов холода до восьми градусов тепла, то все может статься. Во всяком случае, и капитан, и экипаж пока бессильны своими средствами регулировать температуру воздуха на таких обширных морских пространствах, почему и объявляют заблаговременный протест на случай, если грузополучатель предъявит иск, связанный с порчей груза
Наконец, и эти строгие документы были готовы. Юркий клерк натянул на голову берет и повел наших героев переулками к зданию трибунала. Здесь их уже ждали второй клерк, штурман и двое матросов с «Оки», приглашенные в качестве свидетелей капитана.
Собравшись все вместе, они просидели более часа в коридоре трибунала, прежде чем их торжественно принял желчного вида старичок в черной судейской мантии. Старичок прочел заготовленный заранее текст морского протеста на никому не понятном французском языке. Капитан Сомов и его свидетели клятвенно подняли два пальца над головой, пробормотав что-то сугубо российское в подтверждение справедливости только что прослушанного заявления Потом каждый свидетель подписал свои показания, и все они снова очутились в коридоре.
Акт заявления морского протеста был оформлен. Штурман и два матроса отправились на «Оку», а Сомов мечтательно вздохнул, представив кожаный диван в своей каюте, до которого он никак не мог добраться. Вздохнув, он пригласил клерков в маленькое кафе напротив здания трибунала. Это приглашение входило в программу заявления морского протеста и являлось обязательным, как точка в конце предложения.
Николай Степанович сочувственно наблюдал за капитаном.
Он знал, что до прихода судна в Гент Сомов более двадцати часов простоял на мостике. Нет, он не просто простоял на мостике, он в трудных условиях провел судно к устью Шельды, принял лоцмана, а потом с лоцманом вместе распутывал в тумане милю за милей опасный, чертовски сложный фарватер. Ночное плавание требовало от капитана ежеминутного напряжения сил и внимания. И тем не менее, нисколько не отдохнув после бессонной ночи, Сомов сохранил еще достаточно энергии, чтобы оставаться деятельным, разумно и настойчиво вести переговоры, даже не нарушая при этом правил элементарной корректности. Хотя спор с агентом об оговорке давал к тому достаточно много оснований Можно представить, чего стоила такая длительная корректность вспыльчивому и несдержанному на язык капитану Сомову
Они возвратились на «Оку» за час до окончания выгрузки. За этот час Александр Александрович нашел время немножко отдохнуть, подписать кое-какие документы. Попрощавшись с агентом, он натянул на плечи еще не успевший просохнуть макинтош и снова вышел на мостик. Сомов не вздыхал, не жаловался, не ныл, не искал сочувствия. Он привык к такому напряжению мозга, нервов и мускулов как к обязательному свойству своей хлопотливой профессии. Он давно понял, что в жизни можно, конечно, сделать решительный поворот и бросить плавать, но нельзя, продолжая плавать, жить легкой и беспечной жизнью.