Ничего, ты спи, сказал я.
А сам взял рюкзак и потихоньку вышел из комнаты.
В рюкзаке у меня были ручка и тетрадь. Так, на всякий случай, мало ли что. Как чувствовал! И вот теперь, на кухне, включив там маленькую лампу, я раскрыл тетрадь и стал писать стихи. Давалось это непросто.
К тому же тетя Женя прибежала из своей комнаты на кухню и спросила, все ли у меня в порядке.
Ага, сказал я.
А что ты делаешь? не поняла она.
Да я так
Пишешь? восхитилась тетя Женя. Какой талантливый! Весь в Веру! Не мешаю, не мешаю Только, как напишешь, сразу спать, а то не выспишься, а мы завтра на Красную площадь хотим тебя свозить А так не мешаю! Не мешаю!
Но она сильно мешала, конечно. Что-то на кухне стала делать, плиту зачем-то начала мыть, и при этом все время повторяла: «Не мешаю, не мешаю!»
Наконец я не выдержал, кашлянул многозначительно, после чего она уточнила:
Ну, я образно! и наконец ушла из кухни, пожелав мне спокойной ночи и вдохновения.
Действительно, тяжело сочинять стихи, когда кто-то рядом. Даже тетя Женя, хоть она и добрая в общем-то, и понимающая, и чешущая голову очень приятно, и мамина лучшая подруга Но все-таки лучше сочинять, когда ты один.
Я все думал, думал, писал и зачеркивал, и снова писал, и снова зачеркивал, и, наконец, вышло вот что:
Я просто жил. И я не знал,
Что есть ты на земле.
Но вот увидел и теперь
Покоя нету мне.
Ты просто вышла на перрон,
Минута и назад
А я все думаю теперь,
Твой вспоминая взгляд.
Как звать? И ехала к кому,
И где живешь, и как?
И мне тебя ну почему
Не позабыть никак?
Ты просто вышла на перрон,
И ты не знаешь, нет,
Что я с тех пор живу тобой,
Ты мой с тех пор секрет.
И я вернусь и буду ждать
На станции всегда!
Однажды снова на перрон
Ты выйдешь, и тогда
Тогда, тогда А что тогда?
Быть может, ничего
Ты просто выйди. Я прошу.
И больше ничего.
Я не знал, хорошие это стихи получились или плохие. Но мне было важно, что я написал, высказал, что хочу. Пусть она никогда и не узнает о них, ну а вдруг? Вдруг, например, я решусь разместить их в интернете, а она случайно прочтет и поймет, что это про нее? И вспомнит того мальчика с мамой, на перроне, на какой-то маленькой станции И вспомнит и поймет, что этот мальчик тоже ей понравился. И однажды еще раз приедет, через год хотя бы, когда ей опять в ту же сторону надо будет, может, тоже на каникулы к бабушке, например Приедет и выйдет из поезда, а я буду ее уже ждать на станции, вместе с Лайком. И Лайк ей тоже понравится, он ведь такой классный пес, и он оближет ей лицо, и она рассмеется у нее и смех такой, наверное, прекрасный, как она сама
Рассмеется и даст мне свой адрес в инете, ну, или имя-фамилию скажет, я ее найду ВКонтакте или еще где И мы будем переписываться. А потом она еще раз приедет, и уже останется насовсем А что? У нас тоже жить можно. Везде жить можно. Главное, чтобы мир был
И так я все думал, думал, засыпал и снова просыпался, и думал, и наконец уснул, и мне вдруг приснилась Юля.
Она смотрела на меня с жалостью своими голубыми глазами. И я так удивился, что проснулся. А может, мне только приснилось, что я проснулся В общем, все сложно на этом свете. Даже во сне.
Когда я окончательно открыл глаза, было уже очень утро, солнце ярко светило в окно, и Лехи не было.
Я вышел на кухню. На кухне тоже никого не было. Вообще, кажется, я был один в квартире.
Телефон за ночь разрядился, и, как только я включил его, сразу посыпались сообщения и от мамы, и от тети Жени И от Лехи
Мама писала, что скучает, и что сегодня пойдет за новым телефоном, и чтоб я сразу написал, как проснусь.
Я ей сразу написал, что тоже скучаю, и что все хорошо, и как там Лайк? И сделал маме несколько фото. Фото кухни и фото из окна. Чтоб она тоже полюбовалась на Москву. И на кухню тети Жени.
А тетя Женя писала, что пирожки на завтрак в холодильнике («без лука, я помню!») и чтоб я не стеснялся и ставил чайник. А она по делам пошла. А потом вернется,
и поедем на Красную площадь. А Игорь Яковлевич уже на работе, вернется очень поздно, не переживай
Леха писал: «Как поешь, звони, мы с Юлей на площадке напротив, приходи!» И я еще раз подумал, что да, Леха хороший.
Я жевал пирожки с творогом и писал Вите Свешникову как он там? Убежал из дома или еще нет? Или все-таки передумал? Мама хоть и злая, но все-таки мама. А папа неизвестно еще, какой окажется. Да и как Витя там жить будет, совсем в другом городе? Это ж новая школа, опять приспосабливаться, а ты и так не очень общительный
Витя пока не отвечал.
Я позавтракал и побежал на детскую площадку, к Лехе и Юле.
Они сидели на карусели, Леха рисовал, а Юля смотрела.
И когда увидела меня, покраснела. Странная все-таки. И голубые глаза стали еще голубей на красном лице. Видно, она очень застенчивая. Все мы прямо подобрались тут один к одному стеснительные и малоразговорчивые.
Я сел на карусель, полез в телефон, сфоткал площадку, отправил маме и Вите Свешникову.
Юля сидела, то поглядывая на Лехин рисунок, то опуская голову. Леха молча рисовал. Я тоже молчал и лазил в телефоне. Но становилось все более неловко молчать. И я наконец решился спросить: