Странная хозяйка дома похоже предпочитала неоклассицизм не только в интерьерах.
Кто вы? слабо спросил он.
Александр Александрович, это я Китти, ваша nurse.
И до Саши, дошло, что собеседница говорит по-английски. Видимо, потому и дошло, что последнее слово он понял не до конца.
Медсестра? Может быть, в его состоянии. Но уж очень не похоже на больницу. Вип-палата что ли? Но запах совершенно не больничный! Мед, розы и еще какие-то травы: лаванда что ли?
И белье не больничное. Слишком тонкое. Батист не батист? И узор из мелких синих цветочков по одеялу.
Nursemaid, уточнила женщина.
Слово было откуда-то из викторианской литературы, читанной в юности исключительно для совершенствования в языке, и означало «няня» или «сиделка».
Александр Александрович, вы меня совсем не узнаете?
Если «няня», тогда почему «Александр Александрович»?
Да, не узнает. Может быть, разве что, где-то глубоко в подсознании некий смутный образ
Китти? переспросил он.
Yes! Yes! радостно закивала женщина.
Китти, где здесь туалет? спросил Саша.
В это самое место хотелось жутко.
Но Китти смотрела вопросительно. Странно, есть же у них это слово «toilet». Кажется, поняла, но ей нужны были какие-то дополнительные пояснения.
WC, с готовностью пояснил Саша. Watercloset.
Вы слишком слабы, Ваше Высочество, засомневалась англичанка. Вы дойдете? Есть судно.
Саша обалдел от обращения. Первой мыслю было, что недопонял. Но «Your Highness» это же определенно «Ваше Высочество»! Он начинал сомневаться в своем английском, чего не было уже лет пятнадцать. Но в этом странном доме был какой-то странный английский. И с произношением что-то не то
Судно удивило меньше. Эта деталь говорила в пользу больницы и была не лишней, учитывая, что комната снова принялась вращаться.
Он ожидал увидеть белый эмалированный предмет, однако Китти достала из-под кровати фаянсовое произведение искусства, расписанное голубыми цветами. Не ночная ваза, а просто ваза. Назначение выдавала только форма: вполне классическая, причем не для судна, а для горшка.
Ладно! У богатых свои причуды. У богатых англичан тем более.
Только, как он в Англии оказался? Ехал же в Питер.
Китти, мы в Лондоне? спросил он.
Нет! Нет! Что вы, Ваше Высочество! Мы в Александрии.
Час от часу не легче!
В Египте? спросил он.
Нет, замотала головой Китти. В нашей Александрии.
Саша не понял, что это за «Наша Александрия», но решил отложить загадки на потом и заняться более срочным делом.
Он попытался откинуть одеяло, но это оказалось довольно трудным предприятием: рука слушалась плохо, и голова опять закружилась.
Англичанка помогла, и Сашу ждало новое открытие.
На нем была белая батистовая рубашка до голеней, у которой имелся отложной воротник с оборкой и длинные широкие рукава с манжетами.
Ладно! Потом! Очередное чудо хотелось
вытеснить куда-нибудь на периферию сознания и больше об этом не думать.
«Я сплю, сказал он себе. Просто еще не проснулся».
Китти помогла сесть на кровати, и ее руки казались вполне материальными. Зато кровать до жути высокой. До сих пор при его росте все они казались ужасно низкими.
Босые ноги коснулись мягкого ковра, выдержанного в такой же синей гамме, как ширма и горшок. За пределами ковра угадывался паркет, явно, дорогой. Не то, чтобы наборный, но из светлых квадратов с более темной обводкой: дуб с орехом что ли? Было как-то совершенно очевидно, что не ламинат.
Я справлюсь, сказал он англичанке. Отвернитесь!
Она послушалась. Хотя требовать этого от медсестры казалось излишним. В конце концов, это условности.
Он с трудом подобрал свое длинное одеяние и даже попал в емкость, которая была значительно меньше унитаза.
Полегчало радикально. И он начал замечать дополнительные детали.
Во-первых, ступни были странно маленькими, и на привычный сорок пятый никак не тянули. Во-вторых, в том самом месте было маловато волос, и вообще все было мельче обычного.
Стоял он не очень твердо. Навалилась слабость, и он попытался вернуться в кровать, но это оказалось не таким уж простым делом.
Китти, позвал он. Помогите мне пожалуйста.
Она повернулась, подлетела к кровати, виртуозно обогнув горшок и помогла ему лечь.
Спасибо, сказал он. Теперь все ок. Ну, почти.
Она посмотрела на него с некоторым удивлением.
Что не так? спросил он.
Ничего, все в порядке. Я сейчас вернусь, Александр Александрович, и она подхватила «судно». Заодно позову доктора.
От привычного обращения и упоминания врача стало немного спокойнее. Явно, больница. Иначе зачем бегать за врачом? Можно же позвонить по телефону.
Где он, кстати?
В поисках родной черной мобилы, обошедшейся, помниться, в полтинник, Сашин взгляд упал на прикроватную тумбочку. Но никаких признаков телефона на ней не было, зато стоял канделябр на пять свечей. Судя по цвету, видимо, серебряный.
Свечи имелись. Белые и со следами горения: черные фитили и наплывы парафина. Или стеарина? Или воска? Саша не разбирался в этих материях.
Ладно, дело вкуса.
Удивительнее всего было то, что над тумбочкой не было розетки. Внизу что ли?