Мощь Второго Альянса в Соединённых Штатах была низвергнута в основном стараниями Джека Брендана Смока и прочих активистов НС. Но в Европе ВА консолидировал силы и продолжал работу, опираясь на чудеса технологии... и психологии. Именно по психологическим соображениям французские неофашисты первым делом взялись реконструировать Арку.
Триумфальная
Арка была воздвигнута как памятник эго Наполеона Бонапарта. Призванная воплощать его власть и военное могущество. Конкретизировать мегаломанию. Формально затем, чтобы почтить заслуги французской армии, в действительности же польстить амбициям человека, бросившего эту армию на завоевание Европы. Человека, который бросил сотни тысяч солдат в топку войны, пожертвовав ими тщеславия ради. Арку начали возводить в 1806-м, а закончили только в 1836-м. Она имела в высоту сто шестьдесят четыре фута, а в ширину сто сорок восемь, став самым массивным сооружением тогдашней Европы; одновременно суровая и помпезная, напоминала она Голиафа, на чьи доспехи накинут был замысловато сотканный, искусно расшитый плащ.
Символ французского милитаризма и символический хребет национализма, неоспоримо мачистский, структурированный по образу и подобию самой нерушимой империи.
Иронию судьбы можно было усмотреть в том, как некоторое время Арка служила символом Новому Сопротивлению: контуры её красовались на флаге НС. Но флаг этот поднимали редко, и фашисты, перехватив инициативу, присвоили символ, словно захваченную в бою землю; стали его хозяевами и обратили себе на службу.
Таким образом, Новому Сопротивлению требовался новый символ. Знамя ни красное, ни чёрное и уж точно не белое, какое поднимают, готовясь сдаться. А просто голубое. Цвета безоблачных небес.
01
Париж, Франция. Июнь.Глубоко в двадцать первом веке
Дэн Торренс знал, как выглядеть; знал, как носить эту маску. Походка его была энергосберегающей, фигура чуть сгорбленной от голода. Не такого голода, когда ноги сгибаются или живот раздувает, но достаточного, чтобы желудок грызло укусами слабого голодного огня; могло показаться, что он несёт его в себе, прикрывая от измороси пасмурного весеннего дня. В этом камуфляжном облике он медленно, с бестрастной флегматичностью обходил толпу на площади Отель-де-Виль.
В последние месяцы он частенько наблюдал других в таком состоянии и научился безошибочно имитировать его. Подобно экспрессионистскому мотиву, воспроизводилось оно в толпе: перекошенные позы, истощённые лица, мучнистая кожа, выражение покорного ожидания на бледных лицах.
С тщательно имитируемой скукой он оглядывал высокую трибуну из охристого строительного инстапластика и дерева, возведённую недавно на другой стороне площади; обрамляли её штандарты цветов французского флага, но под безжизненным алюминиево-серым небом цвета словно поблёкли. Из облаков сеялся дождик, пронзительный ветер вынуждал Торренса кутаться поглубже в зелёный пластиковый дождевик. Внезапно по площади оглушительно раскатилась «Марсельеза», исторгнутая динамиками на сцене; в тот же момент за подиумом французские солдаты (все как один европеоиды, при полном параде) слаженно потянули за белые верёвки, и в воздух величественно взметнулся церемониальный французский флаг огромных размеров. Флаг сперва обвис, точно был человеком, у которого тоже сгорбилась спина, но когда верёвки снова натянули, развернулся на всеобщее обозрение, словно человек этот расправил плечи. Толпа отреагировала сдержанными аплодисментами и скептическими шепотками. Никто из присутствующих не упускал из виду отряда штурмовиков Второго Альянса, общим числом сорок человек, в лёгкой броне и зеркальных шлемах, с ружьями и парализаторами на инверторах отдачи; те выстроились парадным строем по обе стороны сцены, как эскорт и одновременно группа охраны нового президента Франции.
Знамя занавесило крупный участок Отеля-де-Виль, служившего в нынешнем своём воплощении парижской мэрией. Отель-де-Виль был построен в конце XVI начале XVII веков, но в XIX веке мятежники Парижской Коммуны, взбунтовавшись против притеснений Наполеона III, сожгли здание; впоследствии оно было отстроено в стиле Боккадора , несколько экстравагантным подражанием свадебному торту, а теперь, хотя и выглядело викторианским, считалось во Франции показательным примером стиля белль-эпок. Торренс полагал, что Второй Альянс выбрал Отель-де-Виль для этого мероприятия по простой причине: это парижское здание чуть ли не единственное среди правительственных осталось в целости.