Ее остановил выстрел.
Первая пуля пролетела мимо. Вторая попала Вадиму в грудь. Но ему было все равно, он уже не дышал. Лиза не могла как следует прицелиться руки дрожали под тяжестью пистолета. Казалось, он весит не меньше пудовой гири.
Алена отпрыгнула назад и встала прямо над лучом фонарика. На потолке выросла ее огромная тень и метнулась вслед за хозяйкой. Один за другим грянули два выстрела в упор в плечо и живот, и братоубийца навалилась на Лизу всем телом.
Взмах ножа. Перед глазами блестит лезвие, скользит по щеке, упирается острием в деревянный настил. Нож выпадает из Алениной руки, и его тут же проглатывает тень. Липкие от крови пальцы смыкаются на Лизином горле. Горячее дыхание обжигает кожу. Красным пульсирует свет. На висках вздуваются вены. Еще немного и череп лопнет, как перетянутый резинками арбуз. Но рука нащупывает во тьме маленькое безумное лицо, и нож, словно змея с человеческой головой, вползает на ладонь.
Мелькнула вспышка молния в первобытной ночи. Лиза приставила острие к Алениному подбородку. Клинок медленно вошел, будто погрузился в подтаявшее масло, казалось, плоть расступается сама собой.
Кровь потекла по лезвию. Хватка на горле ослабла. Алена закашлялась, отхаркивая темно-красное, и широко распахнула глаза. Свет в них померк, утек по капле сквозь дрожащие зрачки и растворился во мраке. Тело обмякло. Теперь на весу его удерживал только нож булавка для куклы.
Лиза зажмурилась и выдернула клинок. Скрипя зубами, оттолкнула покойницу. Почувствовала, как на грудь и лицо хлынуло густое, горячее, и без сил раскинула руки.
Спаслась. Жива.
По телу волнами разливался жар, в пальцах покалывало. Крики и грохот выстрелов все еще звучали в голове слабеющим эхом, будто под сводами заброшенной церкви.
Сквозь веки проступали чужие сны. Театр теней. Видения, летящие в космической пустоте, рисунки углем на скалах, туман над лесом, алые алтари, сумрачные своды каменных храмов и черных от копоти изб. В ладони лежал нож, придавливая весом к земле, лежал, словно был выкован для этой самой руки. Лиза хотела отшвырнуть его подальше, во тьму, в бездонную пропасть, в пучину моря, в жерло вулкана неважно.
Но не могла.
Сквозь веки проступали чужие сны
Бес 2 Дмитрий Лопухов
Гошка застрял
уродовала зубочистки и строила возле солонки курган из обломков. На острых кончиках зеленел ментол казалось, будто маленькие копья треснули в бою с ползучей тварью, по венам которой текла холодная мятная кровь.
«Это я зеленая тварь, о меня все копья ломаются, я машина», думала Слава, но под глазами предательски поблескивало и подергивался уголок рта.
Заказ ей был нужен как воздух: за квартиру она не платила уже три месяца, не отправляла больной маме денег, питалась булками и лапшой. Подумывала распродать оборудование это бы спасло, но и поставило бы крест на перспективах.
В дверь кафе вошел нет, не вошел, а просочился смуглый человечек. Слава сразу поняла: это к ней.
Согнутый до состояния буквы «Г», но не горбатый. Залоснившийся, словно его отгладили раскаленным утюгом, человечек выглядел неприятно.
Он повертелся, сканируя пространство, обнаружил искомое. Выплеснулся на стул, тускло взглянул на Славу и сказал нормальным голосом:
Здравствуйте.
Слава долго готовилась, репетировала речь. Но все забыла и начала шпарить неуклюжими экспромтами:
Некоторые думают, ну там, есть друг вот, он свадьбы снимает Но нет, нет. Лучше предметного фотографа никто не сделает. Вы же не пойдете удалять грыжу к стоматологу, а?
Человечек взирал бесстрастно, будто удалять у стоматолога грыжу было для него делом привычным.
«Только не просрать!»
Слава содрогнулась и заговорила быстрее:
У меня хороший прайс. За столько вон вам девочки на айфоны. А это мусор ни композиции, ни стиля, ни света
Плевать! отрезал человечек. Только свет имеет значение.
Карьеру Славы пустил под откос заказ от сети секс-шопов на съемку японских игрушек. Требовалось чистое искусство: сложные фоны, никаких людей в кадре, ноль пошлости, только природные сеты, логически выводящие продукт на первый план. Поиск референсов занял два месяца Слава делала сборки по свету, по цвету, по композиции и точке съемки. Выдержала шесть потогонных собеседований. Фотографировала полтора месяца в четырех студиях, под контролем представителей сети.
Еще неделю доснимала дома.
Кадры получились глубже и мощнее, чем на японском сайте, для которого фотографировал лауреат всемирных премий. Слава отсматривала материал и задыхалась от восторга. Но вымоталась зверски: игрушки снились ночами. Слава дала им имена; самую сложную и дорогую называла Гошей.
Закончив последний съемочный день, Слава купила две бутылки вина и отчаянно отпраздновала. А потом, пьяная, счастливая и дурно соображающая, распаковала собранные для возврата заказчику игрушки и воспользовалась каждой.
Искусственные члены жужжали и вибрировали, как сервоприводы терминатора.
Иди в жопу, киб-б-борг Гошик, враг ты рода ч-ш-щеловеческого! пьяно приказывала Слава.
Гоша извивался и отстреливался глицериновой спермой.
За время съемок Слава привыкла воспринимать Гошу в статичных композициях, трогать в перчатках, кисточкой счищать пылинки. Поэтому в ту ночь она испытала порочный восторг сокрушителя запретов: преувеличенно громко стонала, меняла режимы, запихивала в себя Гошу и всех его приятелей разом.