Зачем тебе, паря, столько вещей, одному-то? спрашивал старик. За доброту нашу да за гостеприимство, за хлеб-соль поделился бы с нами. Или барахлом энтим чужих стариков будешь ублажать? Продал бы его нам. Деньги тебе, поди, ох как на свадебку понадобятся...
Соглашайся, подпевал Алексей с другого боку. Батя тебя озолотит. Песочек у нас еще имеется, так что соглашайся, на будущее рассчитывай. Не хочешь деньгами бери, земеля, золотишко.
С трудом дошел до Николая истинный смысл этих просьб. Покачиваясь, он поднялся на ноги и, нависая над столом, сразу отрезвевшим голосом сказал как отрезал:
Да будь у меня золото, я бы сдал его на пользу страны, что и вам советую.
Копытовы испуганно пригнулись над столом, как бы уменьшаясь в размерах, а Николай продолжал:
А вещички? Вещички мне самому не нужны, хочу стариков своих отблагодарить, хотя они не особенно охочи до подарков. Да и в деревне у нас сейчас много вдов и сирот, так что все сгодится. А у вас и своего хватит. Не дом, а вещевой склад...
Наутро все проснулись разбитые, хмурые, неразговорчивые. Копытов-старший вышел во двор запрягать коня. Завтракать не стали. Николай с Алексеем не разговаривали. Собрались быстро. Перед отъездом старик незаметно сунул в руки Алексея сапожный нож.
Возьми: может, сгодится.
Алексей молча опустил нож за голенище, не соображая с похмелья, для чего он может сгодиться.
Старик без разговоров повернул коня на зимник.
Что, батя, разве сейчас здесь есть проезд? равнодушно бросил Алексей.
Старик, не отвечая, понукал коня.
У Алены отведали тарасуна. Тоска, которая с утра глодала душу Петренко, постепенно развеялась, потянуло на беседу с Алексеем. Захотелось уточнить детали вчерашнего разговора.
А что, Алешка, правда, у вас есть золото? спросил Николай.
Есть, неохотно подтвердил Копытов-младший.
И много?
Да точно не знаю, уклонился от прямого ответа Алексей.
А откуда оно? настойчиво допытывался Петренко.
Да еще со старых времен, от прадеда, деда, которые давно поселились в этих местах.
Ну, и зачем оно вам?
Золото есть золото, ответил Алексей односложно.
Послушай, Алешка, неужели мы для того с тобой честно работали, чтобы потом копить золото и превращаться в кулаков-мироедов. Сдать его нужно! убежденно закончил Петренко.
Копытов-старший, сидя на телеге и лениво подергивая вожжами, внимательно прислушивался к разговору, его большие уши напряженно шевелились. Неожиданно он объявил остановку и предложил перекусить. На свет опять появилась бутыль, но Николай пить наотрез отказался. Копытов же хлестал стакан за стаканом и подавал Алексею. Глаза у обоих налились кровью, ноздри раздулись, лица приобрели какое-то хищное, волчье выражение.
Насытившись, старик отбросил стакан в сторону и неожиданно обратился к Николаю:
Что, соколик, наше золотишко тебя интересует?
Интересует, спокойно ответил Петренко.
И сдать его предлагаешь? уже с угрозой спросил Копытов.
Конечно, нужно сдать.
А знаешь ли ты, что наши родители и, может быть, даже я сам не одного лишили живота за это богатство? хищно ощерился Копытов-старший.
«Ну, чисто волк», подумал Петренко, а вслух заметил:
Времена сейчас другие, а старые не вернутся, так что это богатство вам больше не понадобится.
У-у-у, голоштанники! злобно заревел Копытов. Все отняли и это хотите заграбастать? Зарежу!
У него в руке блеснул длинный обоюдоострый кинжал. Николай стал расчетливо спокоен и уверенно перехватил занесенное над ним оружие. В силе Копытову отказать было нельзя: по-медвежьи звериная, она рвалась наружу. Но и Петренко по силе и ловкости был не из последнего десятка. Так они и стояли несколько мгновений друг перед другом: высокий, кряжистый, матерый, налитый бешенством и самогоном старик и стройный, высокий, ладно скроенный, уверенный в своей правоте Николай. Они как бы олицетворяли собой два мира, две психологии.
Петренко медленно преодолевал стальную пружину мускулистой руки, и наконец кинжал, упав на камни, приглушенно звякнул. Николай быстро наклонился и поднял его за лезвие. В это мгновение предательский удар ножом в спину прожег его насквозь. Удивленно расширив глаза, он повернулся и в упор взглянул на Алексея, который поспешно отскочил в сторону. Николай вытянул руки вперед, выронил кинжал, сделал шаг, другой, как бы стремясь обнять Алексея, и упал ничком на теплые, нагретые молодым утренним солнцем камни. Озверевший при виде крови старик Копытов подхватил кинжал с земли и стал наносить упавшему безжалостные удары в спину.
Копытов-младший, отбросив в сторону длинный сапожный нож и закрыв лицо руками, глухо зарыдал и упал на колени. Хмель мгновенно улетучился у него из головы.
18
Казалось, что после признания в душе Копытова-младшего отказал какой-то сдерживающий рычаг. Из мрачно-безразличного он превратился в горячего, нервного. Волнуясь, Алексей снова и снова уточнял подробности убийства, будто стараясь освободиться от кошмарных воспоминаний. А может, боясь сурового наказания, он хотел хоть как-то облегчить свою участь.
Копытов-старший не подтверждал, но и не отрицал факты, о которых рассказывал его сын. Он вообще не отвечал на вопросы следователя, а на Алексея смотрел мрачно и осуждающе. Но под этим взглядом сын распалялся еще сильнее.