Дорохов понял настроение капитана и решил сразу же «поставить все точки над «i».
Что новенького, говорите? Больно быстро вы захотели новостей. Сами занимались этим делом почти неделю и ничего «новенького» не добыли, а с меня требуете за полдня, Дорохов улыбнулся. Хитрите, капитан. Я ведь знаю, как вы восприняли мой приезд, думаете: «Вот я работал, работал, и вдруг появился этот «начальничек», и еще неизвестно, как он оценит мою работу, согласится с очевидными фактами или начнет их опровергать. Заведет дело в тупик и уедет, а мне тут потом за него все расхлебывать».
Что вы, товарищ полковник, что тут думать. Мне с этим Лавровым все ясно. Вот сегодня мы с вами были у городского прокурора и он говорил, что нужны факты. Я искал нож, но его никто не видел. Искал свидетелей нападения на Лаврова, но их нет.
Вы раньше, до этого случая, знали Лаврова?
Нет, товарищ полковник. Это по части инспектора Козленкова, да и сам начальник наш, товарищ Афанасьев, несовершеннолетними и молодежью занимается. А я уже восемнадцать лет разыскиваю скрывшихся преступников, алиментщиков, без вести пропавших.
А где товарищ Козленков?
Он с утра работает по этому делу. Будет вечером.
У Афанасьева когда в больнице были?
Неделю назад. Плохо у него. Давление держится высокое, и про дела врачи совсем разговаривать не позволяют. Почти год болеет, неделю-две поработает и опять в больницу.
Он о деле Лаврова знает?
Нет. Я хотел с ним посоветоваться, но начальник городского отдела не разрешил. Да зря вы с Лавровым мудрите. Он врет, выпутывается, Киселев помолчал и еще с большим убеждением закончил: Врет. Мне это ясно.
А мне нет. Мне, к сожалению, ничего не ясно... пока, Дорохов выделил последнее слово. И придется начать все сначала, он решительно повернулся к Киселеву. Давайте-ка съездим на место происшествия. Это далеко?
Квартала четыре.
Тогда лучше пойдем пешком.
В камере было прохладно. Вернувшись с допроса, Лавров разделся, аккуратно сложил брюки, повесил ковбойку. Оставшись в одних трусах, подошел к полке, на которой лежала краюха черного хлеба, два белых батона, несколько яблок и пачек десять сигарет «Новость». Достал сигарету, улегся на нарах и задумался.
Лавров был один. Это в первый день его посадили в общую камеру, а потом какой-то начальник приказал перевести его. Хорошо, что он один: можно думать, сосредоточиться и никто не лезет с разговорами и расспросами... Вот уже который день его преследовала одна-единственная мысль: Олег никак не мог понять, не мог решить для себя, почему этот Славин хотел с ним расправиться. Олег знал Сергея-парикмахера: несколько раз у него стригся, иногда встречал на улицах, в Доме культуры. Но он, Олег, никогда с ним не ссорился,
наверное, даже не сказал ему и десяти слов. За что же Сергей хотел его пырнуть ножом? Олег отчетливо помнил тот вечер. Сегодня пошли всего шестые сутки, а кажется, что прошел уже год. Он убийца... Какой же он убийца? Ведь если бы он не стал обороняться, то лежал бы в земле, а на его месте сидел Сергей. Сидел бы? А может, его еще и не успели бы найти. Интересно, пошел бы Славин так же, как он, с повинной? Тогда зачем он выбрал этот безлюдный двор и арку, где не было ни души? Наверное, не хотел, чтобы были свидетели. Как же он узнал, что Олег пройдет именно там? Следил? Наверное, следил: ведь от подъезда, где живет Степан, на улицу можно выйти и по-другому. Сказать полковнику, что за ним следили? А стоит ли? Еще неизвестно, для чего он приехал и поверит ли Олегу. Когда Олега повели на допрос, он сначала подумал, что вызывает Киселев и снова будет уговаривать, чтобы Олег не врал про нож и сказал, что просто была драка и убил он Славина случайно, по неосторожности. Но как же он может случайно убить ни в чем не повинного человека? Ведь он применяет приемы самбо только в исключительных случаях. Тренер чуть ли не ежедневно твердил на занятиях, что знание самбо дает преимущество перед другими, что это преимущество ни в коем случае нельзя использовать без крайней необходимости, что нужно беречь спортивную честь...
Олег обжег пальцы догоревшей сигаретой, отбросил окурок, встал, прошелся, взял с полки яблоко. Хотел надкусить красный блестящий бок, но задумался. Яблоки принесла мама, бедная, вечно озабоченная мама... Она всегда волновалась то за здоровье Олега, то за отца, торопилась к своим больным, хлопотала по дому. Капитан Киселев разрешил свидание с родителями. Мать бросилась к нему, обняла и, видимо, едва сдерживалась, чтобы не расплакаться, а отец молчал. И показался совсем-совсем старым. Мама строго велела: «Ты, Олежек, говори правду, только правду», а отец сказал: «Я верю, сын, что ты защищался».
Конечно, если бы накануне не подвернулся Степка Крючков, наверное, ничего и не случилось бы. Надо же, нализался и свалился на центральной улице. Не мог же Олег его так оставить. Он вспомнил, как тащил Степана домой. Оказалось, у того была причина напиться: жена ушла и оставила Степана с годовалой дочкой. Откуда только берутся такие женщины? Ну, ушла к другому, бывает. Но бросить маленького ребенка?!. Когда друг чуть-чуть отрезвел и начал изливать свое горе, девочка проснулась, заплакала. Олег накормил ее, благо в холодильнике оказалось молоко. Потом Степан заснул, а девочка долго не могла успокоиться, и Олег никак не решался уйти, оставить ее с храпевшим на всю квартиру отцом. На следующий день он опять пришел к Степану. Нет, сначала зашел с ребятами в общежитие и кинотеатр, а часов в десять вечера, сказав Зине, что ему нужно побывать у одного знакомого, отправился к Степану. На этот раз Степан был трезв. Олечка спала, и они долго разговаривали. В основном говорил Степан. Жаловался, ругал жену. Сказал, что взял отпуск за свой счет, отвезет дочку к тетке в деревню и будет просить ее к осени переехать к нему. Олег оставил приятелю пятьдесят рублей: уходя, его жена забрала все деньги, до копейки. Посидел еще немного и заторопился: было уже половина двенадцатого. Что произошло потом, Олег помнил до мелочей. Когда он вышел из подъезда, накрапывал теплый дождь и на скамейках и в беседке никого не было. Олег пересек двор и, подходя к арке, услышал сзади быстрые шаги. Он оглянулся и в ярком свете люминесцентных ламп увидел приближавшегося мужчину. Он сразу узнал Сергея-парикмахера. Тот шел, шатаясь, видно, был пьян. Откуда он появился, Олег не заметил.