В третьем часу ночи Юрочка усталый, но совершенно счастливый пришел домой. Не раздеваясь, он присел у письменного стола и еще раз просмотрел пачку снимков. Подобных у него еще никогда не было: четкие, глубоких тонов, отлично проработанные, сверкающие великолепным глянцем, они могли сделать честь любому фотокорреспонденту. Действительно, старик умел работать. Юрочка любовно перебрал два десятка пакетов с кадрами их перед самым уходом принес ему Аркадий Владиславович со словами:
Возьмите. Знаете, что ни говори, военный объект, могут быть всякие неприятности Не оставляйте их даже дома.
«Какой милый, бесценный человек», засыпая, еще раз подумал Юрочка
А милый, бесценный человек в это время внимательно, строчка за строчкой изучал два номера заводской газеты, принесенные Юрочкой. Мальчишка хвастался своими снимками. Вместе с переписанными надписями на конвертах и пробными отпечатками, которые Родлинский придирчиво браковал и небрежно бросал в большую ванночку якобы с водой, они составляли богатейший материал для обобщений. Да. На заводе что-то происходит. Родлинский блаженно потянулся.
А я ничего еще мальчишке и не рассказывал. Если «уроки» пойдут и дальше так, через месяц я буду знать о заводе все!..
Волчий закон
Что они там, с ума посходили все? Как я один буду работать, пробормотал он, прогоняя мысль, что уже привык к Маневичу и что ему просто страшно остаться в этом чужом городе одному, без малейшей возможности отвести с кем-либо душу. Значит, Маневич на подозрении Где, когда была допущена ошибка, в приказе не говорилось. Родлинский еще раз проанализировал события последнего месяца. В деле с Юрочкой Маневич не замешан. До этого они никаких акций по Морзаводу не проводили, а следовательно, и попасться не могли. Остается только история с Рочевым. Проклятое задание. Как ему не хотелось выполнять его, будто сердце чувствовало. Родлинский припомнил подробности. Подходов к сейсмической станции не было. Маневич предложил устроить вахтером на станцию одного старика, который иногда в свободное время чинил ему сапоги и валенки. Маневич знал за ним кое-какие грешки и был уверен, что старик не подведет Значит, вахтер на подозрении, на подозрении теперь и Маневич. Его оставили как живца, чтобы схватить Родлинского Фотограф почувствовал вдруг, как по его спине поползли мурашки. Скорее развязаться с Маневичем, чтобы скрыть свою связь с делом Рочева Но как узнал об этом босс?..
Ночью Родлинский тихо выскользнул из дому. Чуть пошатываясь, он прошел по главной улице к ресторану «Версаль». У подъезда не было ни одного такси. Фотограф вошел и заказал пиво и трепангов. Официант понимающе улыбнулся и пошел, ловко обходя танцующих, к буфету. Родлинский сел поудобнее, так, чтобы в окно видны были стоянка такси и противоположная сторона улицы. Джаз, слегка фальшивя, гремел «Здесь под небом чужим». За соседним столом моряки с ленинградского танкера пили за тех, кто в море. Один из них, лаская слух Родлинского правильным произношением английских слов, напевал.
Фотограф закрыл глаза и попытался представить себя дома, на родине. Где она, его родина? Во Фриско или в Глазго, в Каире или в Мельбурне? Где-то там, где пьют виски с содой, а не водку с пивом и думают о размерах счета в банке, когда идут в кабак. Он-то уж не будет думать об этом. Его счет за последние годы приятно округлился. Что ни говори, за работу в этой проклятой стране, где каждый день можно ждать провала, хорошо платят. Он уже на грани, может быть, следы от Маневича привели к нему и в любой момент можно ждать спокойного «руки вверх» и осторожного прикосновения дула пистолета к лопаткам
Кто-то притронулся к его плечу. Родлинский вздрогнул и замер.
Заснули, что ли, Аркадий Владиславович? произнес своим мягким голосом начальник Дома флота. Идемте к нам.
Благодарю, я на минутку, облегченно улыбнулся Родлинский, поворачиваясь и пожимая руку. Заработался потянуло на пиво, да нигде, знаете, нет поздно.
В это время официант принес заказ.
Садитесь, за компанию.
Что вы, меня ждут.
А то пойдем? К нам только что приехали артисты из Москвы.
К сожалению, отказываюсь.
Собеседник отошел, и Родлинский опять
взглянул в окно.
У подъезда горел знакомый темно-зеленый огонек. Фотограф встал, положил деньги и быстро пошел к выходу. Уже на середине пути он вспомнил, что изображал пьяного, и начал чуть покачиваться.
В машине он бросил удивленному Маневичу:
Домой.
Шеф еще ни разу не брал машину ночью. Что-то случилось, раз он отступил от правил.
Маневич дал газ и вопросительно посмотрел на фотографа.
Срочное задание. Поедешь на аэродром и возьмешь человека в серой замшевой куртке и клетчатой кепке. Родлинский запнулся. Он спросит: «Вы по вызову?» Ответишь: «Обратный рейс порожняком». Привезешь его ко мне, Родлинский помолчал. Высадишь за углом, покажешь дом. Все.
Фотограф достал портсигар и размял папиросу чуть дрожащими пальцами.
«Курит, отметил Маневич, волнуется, что-то серьезное» На языке вертелся неуместный для разведчика вопрос: «Что случилось?» Маневича начало чуть потрясывать. «Вдруг конец? Удерут, а меня оставят» Как бы в подтверждение этих мыслей Родлинский неожиданно протянул портсигар, чего тоже в машине не делал.