Недавно.
Ну и как там?
По-разному. День на день, как говорится, не приходится.
А я вот давно не был на родине, лет двадцать. Все собирался, да дела, дела, так и не поехал. Я работаю в театре, снимаюсь иногда в кино. Девочка, Ксения, дочь одной нашей актрисы. Хорошая девочка, да вот не повезло. Полюбила какого-то хлыща, из современных. Бугай, ему бы камни таскать, а он коммерцией промышляет. А сегодня, часов в шесть вечера, мне позвонила ее мать. Я с покойным отцом Ксении был дружен. «Приезжай, говорит, девочки давно нет дома». Приехал. Мать вся в слезах. Подождал-подождал, да решил поехать тут к одному своему старому другу. Вдруг, думаю, поможет, а тут как раз вас встретил. Вот такие дела.
Мужчина, вздохнув, глубоко затянулся очередной папиросой.
Вы вот мне что скажите, вдруг произнес он. Что такое Сумгаит? Как такое могло случиться? Может, газеты врут все, а? с надеждой в голосе спросил мужчина.
Сумгаит это кошмар. А насколько точно описывали весь этот ад газеты, не знаю. Меня там в то время не было.
А где были государство, милиция, армия? Партия, наконец? Где они все были?
Не знаю. Ничего не знаю.
Когда началась эта заваруха с Карабахом, я все удивлялся. Как так можно? Столько лет жили вместе. Какая разница, кому формально будет принадлежать эта несчастная область? Зачем ломать то, что уже было сделано? Я этого, убей меня, не понимал. Не понимал, как можно толкать народ на бессмысленную конфронтацию. А потом по почте мне пришла какая-то книжонка. Оказывается, подобные книжки были посланы почти всем московским армянам. Из нее я узнал, что «турки», то есть азербайджанцы дикари. Что вся история армянского народа это борьба с коварными мусульманами, которые поставили цель уничтожить армянский народ. Одним словом, мерзкая книжонка. Да и язык какой-то казенно-фашиствующий. Позднее мне попалась подборка азербайджанских газет за ноябрь-декабрь восемьдесят восьмого года. Вы меня извините, но они показались мне не лучше той книжонки. У меня было такое ощущение, будто их писал один и тот же автор, потерявший человеческий облик, задумавший какое-то сатанинское дело.
Все это очень
сложно, горько произнес Вагиф, закуривая сигарету.
Но не сложнее же человека, не сложнее его души, которая не может, не должна принимать то, что ведет к бессмысленной жестокости. Ведь все это изначально неразумно. Не могло быть в рамках Советского Союза притеснения карабахских армян азербайджанцами по одной простой причине. Если оно и было, то это было притеснением всего советского народа интернациональной, партийной, ненасытной системой. И не более. Неужели это кому-то непонятно?
Может, и понятно. Да только кому-то все это нужно. Очень, позарез нужно.
Опять «кому-то». Опять зло безлико. А жертвы его конкретны, осязаемы, они среди нас, они в нас. И сколько еще будет этих никому не нужных жертв? Боюсь, что это только начало. Ужасное начало не менее ужасного по своей бессмысленности фарса. Фарса, спланированного какими-то выродками. Притом именно интернациональными выродками, если, конечно, хорошее слово «интернационализм» можно поставить рядом с ними.
Я понимаю, более того, разделяю ваше беспокойство, сдержанно начал Вагиф, и уверен, что рано или поздно все образуется. Этим двум народам нечего делить, кроме общих трудностей и, дай бог, скромных достижений. Но для этого нужно время. Пока же все идет по нарастающей. И этот процесс, зависящий от многих, очень многих факторов, в том числе и за пределами Закавказья, будет, к несчастью, усугубляться.
Мужчина, внимательно посмотрев на Вагифа, устало улыбнулся и протянул ему руку. До встречи с «ангелами» Алексея Васильевича оставалось пять минут.
ГЛАВА 7
Действия Вагифа с момента приземления самолета в Москве и до звонка Алексею Васильевичу были вполне логичны. Еще в Лондоне под впечатлением фразы Джорджа о возможной причастности советской разведки к слежке за ним, а также личных ассоциаций, возникших в момент убийства Лестерна, Вагиф не исключал, что в Москве его могут ждать, поэтому связь с Алексеем Васильевичем по телефону была нежелательна. Современные средства позволяли безошибочно определить набираемый по телефону-автомату номер с расстояния в несколько десятков метров от аппарата.
Поэтому тот факт, что его ждали и именно там, где, вероятнее всего, он должен был сойти с автобуса, говорил лишь об одном. Те, кто за ним охотился, знали, куда он направляется. А адрес Алексея Васильевича был известен лишь очень узкому кругу его коллег да некоторым ответственным сотрудникам «конторы». Ответ напрашивался сам собой: в этом деле был замешан кто-то из КГБ.
Ну, а потом, после «теплой» встречи у метро, когда все стало очевидным, страховаться уже не было нужды. И лишь бурно развивающиеся события не позволили сразу же связаться с мэтром.
На даче Вагифа уже ждали. Хорошо протопленная баня и подаваемое по мере надобности светлое пиво в объемистых фужерах сыграли свою благотворную роль. Где-то к полуночи Вагиф был в форме. Несмотря на поздний час и легкое недомогание, Алексей Васильевич все-таки спустился к столу. Недавно он перенес сильнейший сердечный приступ и полностью еще не оправился.