Ну же, я жду подробностей.
Тебе, случаем, не попадалось статей о молодом человеке, которого вчера нашли в парке Холируд?
Нужно быть глухим и слепым, чтобы ничего о нем не знать, газеты только о том и пишут, тут Лиллиан придвинулась поближе к племяннику. Выходит, убийство? Я так и думала.
Ты не устаешь меня удивлять. Но почему ты так решила?
Лиллиан улыбнулась:
Если я раскрою тебе все свои секреты, то больше не смогу удивлять.
Иэн сделал глоток виски.
Может статься, ты была бы лучшим полицейским, чем я.
Да что там, мы оба знаем, откликнулась Лиллиан, почему ты стал полицейским. Увидев, как сжались губы племянника, она поспешила сменить тему: Есть какие-нибудь зацепки?
Пока нет. Я вот что хотел спросить ты ведь по-прежнему член Общества любительской фотографии?
Казначей! гордо ответила Лиллиан.
Не согласишься ли дать мне профессиональную консультацию?
С превеликой радостью!
Завтра ты свободна?
Да.
Сможешь подойти к моргу с утра? Часов в семь, например, не слишком рано?
Да что ты, я вместе с солнцем встаю. А с главным инспектором ты об этом уже разговаривал?
Нет, но поговорю.
Ужасно интересно! Но давай-ка уже есть. Я умираю с голоду, а уж ты, бьюсь об заклад, и подавно.
Давай помогу с тарелками.
Сиди где сидишь.
Но
Потом поможешь убраться, коли так настаиваешь, сказала Лиллиан, выходя на кухню. Какой бы независимой и самодостаточной она себя ни ощущала, а все же ей отчаянно не хватало мужчины, за которым можно было бы поухаживать. Лиллиан всегда доставляло огромное удовольствие обихаживать своего милого Альфи, хлопотать и кудахтать над ним, и она не собиралась упускать представившейся ей возможности окружить вниманием Иэна.
Налетай-ка, тощий-длинный-тонконогий , сказала Лиллиан, ставя перед племянником дымящуюся тарелку с сосисками, картофелем и кресс-салатом. Она очень любила пересыпать речь старинными шотландскими присказками.
Иэн скривился:
Тетушка
Если не наберешь стоун-другой , на тебя ни одна девушка не взглянет, перебила Лиллиан, намазывая лепешку свежим маслом.
Да не нужно мне, чтобы на меня глядел кто-то.
А вот у брата твоего проблем с аппетитом никогда не было, ответила она и откусила кусок лепешки, смакуя нежный вкус. Слышно что-нибудь от Дональда?
Нет, сухо ответил Иэн. Знаю только, что до недавнего времени он не вылезал из пабов Глазго.
Когда пожар унес жизни родителей Иэна и все имущество семьи, Дональд, его старший брат, учился на медика, и ему прочили блестящую карьеру. Однако юноша так и не смог оправиться от поразившего его той ночью нервного потрясения, когда, вернувшись домой за полночь, он обнаружил, что дом пылает, младший брат заперт огнем в подвале, а родители погибли. Дональд бросил Эдинбургский университет и семь лет слонялся по Шотландии и континенту, перебиваясь случайными заработками в качестве портового грузчика, пастуха или бармена.
Он по-прежнему играет? спросила Лиллиан.
И пьет.
Жалко как, вздохнула Лиллиан, и в комнате повисла тишина. Это была очень неприятная тема, и она уже жалела, что подняла ее.
Горбатого могила исправит, вдруг сказал Иэн, и Лиллиан стало грустно от обиды, которая сквозила в словах племянника.
Снаружи дождь колотил по крышам, не разбирая домов святых и грешников, выбивая монотонную непрекращающуюся дробь по древним жилищам города. Любой бедолага, что имел несчастье оказаться в такую ночь на улице и мимоходом заглянувший в окно гостиной, не сдержал бы чувства зависти при виде двух уютно устроившихся у потрескивающего огня людей. Но Лиллиан знала, что мысли ее племянника далеко отсюда его длинные пальцы без конца терзали салфетку, а отсутствующий взгляд замер на языках пламени.
Еще сосиску? с надеждой спросила она.
Нет, спасибо.
Ну тогда иди уже.
Иэн удивленно взглянул на тетушку:
Что?
Я отлично вижу, когда тебе нужно побыть одному. Иди и берись за свою дудку или во что ты там играть начинаешь, когда подумать надо.
Иэн покорно поднялся из кресла:
Ты уж извини, собеседник из меня сегодня не ахти.
Лиллиан только махнула рукой.
Да иди ж ты уже! сказала она с сильнейшим глазговским акцентом.
Тогда до завтра? Не забудь аппарат.
Ровно в семь.
Он улыбнулся:
Я тебя обожаю, тетушка.
А теперь и вовсе заговариваться начал иди, говорю, домой.
Быстро чмокнув ее в щеку, Иэн подчинился.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Но в детстве даже ночь была бессильна защитить его. Пробираясь к постели, мальчик отчаянно надеялся, что выпивка уже свалила отца. Когда ему везло, сон приходил под оглушительный храп старика, сотрясающий стропила. Утром мальчик на цыпочках пробирался к выходу мимо родителя, свисающего с узкой скамьи. Это были удачные дни. А когда удача отворачивалась, он слышал, как ступени скрипят под тяжелыми шагами бормочущего проклятья отца. Стоило ему увидеть под дверью полоску света, мальчик понимал, что все кончено. «Вставай, педик никчемный! Сейчас поглядим, как ты в стену у себя под носом попасть не сможешь, навоза кусок!» Одеяло отлетало в сторону, и отец тащил его во двор или, если там лежал снег, в сырой холодный подвал. Мальчики делали все, чтобы задобрить отца, и колотили друг друга до седьмого пота, но драка прекращалась, только если у старика заканчивалась выпивка с сигаретами или когда он засыпал прямо верхом на своем насесте садовой бочке. Сперва мальчику казалось, что его брат такая же жертва, как и он сам, однако со временем в душе появилась обида на то, что тот не пытается помешать отцу. Разве старший брат не обязан защищать младшего? Потом мальчик и вовсе возненавидел брата за трусость и нежелание выступить против тирании родителя.