Тем не менее паралитература стремится убедить читателя в достоверности изображаемого, в том, что самые невероятные события "могли бы случиться со всяким без прибавления вымысла" (Ф. Булгарин). Паралитература либо прибегает к мистификации (тот же Булгарин в предисловии к роману "Дмитрий Самозванец" утверждал, что его книга основана на малодоступных материалах из шведских архивов), либо "обставляет" невозможные в реальности приключения узнаваемыми и документально достоверными подробностями. Так, авторы книг о похождениях Джерри Коттона "заботятся, чтобы номера телефонов были подлинными (на то есть нью-йоркский список абонентов), чтобы названия и адреса питейных заведений, клубов были правильными, чтобы маршруты автомобильных погонь были точными в смысле расстояний и расчета времени. Все это производит на наивных читателей покоряющее действие"4.
Паралитература-детище индустрии духовного потребления. В Германии, например, производство "тривиальных романов" в буквальном смысле слова поставлено на конвейер: "Издательство выпускает в месяц определенное количество названий тривиальных романов
того или иного жанра (женский, детективный, вестерн, приключенческий, научно-фантастический, солдатский романы), строго регламентированных в смысле сюжета, характера, языка, стиля и даже объема (250-272 страницы книжного текста). Для этого оно содержит на договорных началах авторов, которые регулярно, в заранее спланированные сроки поставляют редакции рукописи, отвечающие предуказанным кондициям. Эти рукописи издаются не под именем автора, а под каким-нибудь звучным псевдонимом, который принадлежит так же, как и рукопись, издательству. Последнее имеет право, не согласовывая с автором, исправлять и переделывать рукописи по своему усмотрению и выпускать рукописи разных авторов под общим псевдонимом"1. (130)
Таким образом, авторское начало уничтожается в самом процессе производства паралитературы. Эта ее особенность формировалась постепенно. В конце XVIII в. и позже авторство в массовой литературе, сохраняясь по существу, тем не менее оставалось подспудным, неявным. Так, популярнейшие в России XIX в. книги Матвея Комарова2, о котором и поныне практически ничего не известно, публиковались анонимно. Современная же паралитература неизменно и последовательно отказывается от категории "автор".
Массовая литература с ее клишированностью и "безавторством" вызывает к себе сугубо негативное отношение у большинства представителей художественно-образованных слоев, в том числе у литераторов. Вместе с тем предпринимаются опыты ее рассмотрения как явления культуры, обладающего и позитивными свойствами. Такова монография американского ученого Дж. Кавелти3. В ней (первая глава недавно переведена на русский язык) оспаривается привычное представление о том, что массовая литература составляет низшую и извращенную форму чего-то лучшего, и утверждается, что она не только имеет полное право на существование, но и обладает преимуществами перед признанными шедеврами. Массовая литература здесь характеризуется как "формальная", тяготеющая к стереотипам, воплощающим, однако, глубокие и емкие смыслы: она выражает "эскапистские переживания" человека, отвечая потребности "большинства современных американцев и западноевропейцев" уйти от жизни с ее однообразием, скукой и повседневным раздражением, -потребности в образах упорядоченного бытия и, главное, в развлечении. Эти читательские запросы, считает ученый, удовлетворяются путем насыщения произведений мотивами (символами) "опасности, неопределенности, насилия и секса".
"Формульная литература", по мысли Кавелти, выражает убежденность, что "истинная справедливость -дело рук личности, а не закона". Поэтому ее герой неизменно активен и авантюристичен. "Формульность" усматривается ученым главным образом в таких жанрах., как мелодрама, детектив, вестерн, триллер.
Возвышая массовую литературу, Кавелти подчеркивает, что ее основу составляют устойчивые, "базовые модели" сознания, присущие всем людям. За структурами "формульных произведений" - "изначальные интенции", понятные и привлекательные для огромного большинства населения. Отметив это, Кавелти говорит об ограничен(131)ности и узости высокой литературы, "незначительного числа шедевров". Мнение, "будто великие писатели обладают уникальной способностью воплощать главные мифы своей культуры", ученый считает "расхожим", т.е. предрассудком и заблуждением. И делает вывод, что писатели-классики отражают лишь "интересы и отношения читающей их элитной аудитории"4.
Кавелти, как видно, радикально пересматривает издавна укорененное оценочное противопоставление литературного "верха" и "низа". Его смелая новация представляется далеко не бесспорной. Хотя бы по одному тому, что "формульность" является не только свойством современной массовой литературы, но и важнейшей чертой всего искусства прошлых столетий. Вместе с тем работа о "формульной литературе" будит мысль. Она побуждает критически отнестись к традиционной антитезе (литература "вершинная" и литература массовая), стимулирует уяснение ценностной неоднородности всего того в литературе, что не является шедеврами классики5. В этой связи, на наш взгляд, перспективно разграничение массовой литературы в узком смысле (как литературного низа) и беллетристики как срединной области.