Поведение Наполеона в отношении герцога Отрантского в 1815 году отмечает странная двойственность: он называет министра полиции предателем, но оставляет его в министерском кресле; он оскорбляет его, но допускает в Государственный совет; он не доверяет Фуше, но поручает ему важнейшие задания. «Истинная загадка для меня, пишет герцогиня дАбрантес, каким образом Наполеон, не любивший этого человека, облекал его своею доверенностью? Правда, в нем были дарования и ум, но могли ли эти преимущества вознаградить всю силу опасности, какою он окружал Наполеона?»{784}.
Не раз в апреле и мае агенты императора буквально ловят с поличным этого бледного призрака, терпеливо и искусно предающего своего повелителя{785}. Сначала императору кажется достаточным лишь намекнуть Фуше на то, что он все отлично видит и отлично понимает. «Когда в стодневное правление, вспоминал современник, называли при Наполеоне министров короля в Генте, и кто-то сказал: «но я вовсе не вижу тут министра полиции!» «Э!.. подхватил Наполеон, Фуше!»{786}.
Наполеон пытается вести контригру. Перехватив одно из писем австрийского канцлера Фуше, он посылает своего адъютанта Флери де Шабулона под видом человека герцога Отрантского на встречу с людьми Меттерниха в Базель{787}. «Я почти уверен, говорит император, напутствуя своего агента, что он (Фуше) интригует с Гентом и с Лондоном. Теперь я сожалею, что не избавился от него прежде, чем он начал переговоры с Меттернихом; сейчас шанс упущен; он поднимет крик о том, что я мнительный тиран и что я приношу его в жертву без каких-либо на то оснований»{788}. Явившийся в Базель 29 мая
де Шабулон добросовестно пытается выполнить задание императора. Вскоре выясняется, что, пожалуй, единственный дар, которым природа наградила слугу императора, это упорство. Он находится в Базеле больше двух недель, даже тогда, когда его пребывание там теряет всякий смысл Убогая хитрость Флери, по-видимому, от души веселит Фуше и он без труда расставляет все точки над «i»{789}. Австрийцы своевременно предупреждены, что человек, который появится в Базеле от имени Фуше, «подсадная утка» и что входить с ним в переговоры не следует.
Император все чаще при встречах с Фуше теряет самообладание. Однажды во время заседания совета министров он кричит через стол, обращаясь к герцогу Отрантскому: «Вы предаете меня! Я знаю это! У меня есть доказательства!» Затем, схватив в руки нож, он восклицает: «Почему вы не возьмете этот нож и не вонзите его мне в грудь? Это было бы честнее того, что вы делаете. Если я расстреляю вас, всякий одобрит это как акт справедливости»{790}. В разговоре с Лавалеттом, упомянув Фуше, Наполеон заявил, что этот мерзавец поддерживает переписку с Веной{791}.
У Фуше хватает бесстыдства жаловаться на «предвзятость» суверена. «Невозможно сохранить привязанность к императору, «с грустью» говорит он Савари, так как он подозревает всякого в измене»{792}.
12 июня 1815 г. Наполеон отправляется в Бельгию, к армии, действующей против англичан Веллингтона и пруссаков Блюхера. Увидев мадам Бертран, император говорит ей на прощание: «Ну-с, мадам Бертран, не придется ли нам пожалеть о нашем острове Эльба!»{793}. Наступают решающие для империи дни. «Я желаю, чтобы он (Наполеон) выиграл одну или две битвы, заявляет Фуше. Но третью он проиграет, и тогда придет наш час»{794}. Однако Фуше не из тех людей, которые влачатся в хвосте у событий. Когда он считает нужным, он пытается ускорить их ход или, по крайней мере, обратить их себе на пользу. Зная, что новый союзник Веллингтон ждет от него плана кампании, Фуше посылает ему этот план, но устраивает дело так, что его агент приезжает в ставку английского главнокомандующего уже после решающего сражения{795}.
Неделю спустя в столице узнают о битве при Ватерлоо. Город охватывает волнение. «Известие о катастрофе при Ватерлоо, пишет Паскье, вызвало в Париже большое смятение. Я помню беспокойство, с которым, приближаясь к Дому Инвалидов, мы присматривались к тому, реет ли там еще трехцветное знамя»{796}.
Побежденный император прибывает в Париж вечером 21 июня, через два дня после сражения. Вместо Тюильри он решает остановиться в Елисейском дворце. По дороге он заглядывает к своему брату Люсьену в Пале-Рояль. Тот с трудом узнает в этом измученном, обрюзгшем человеке с потухшим взглядом императора французов. «Наполеон, пишет он в мемуарах, казался неспособным к энергичным действиям. Парализованный неожиданным поражением при Ватерлоо, он полностью подчинился своей злой судьбе»{797}. В отличие от императора Люсьен не считает дело проигранным. Он пытается убедить брата немедленно вернуться на границу и собрать там остатки своей разгромленной армии. «Вы бросили игру, не проиграв ее», убежденно говорит он Наполеону{798}, но не слышит ответа. Пламенное красноречие Люсьена растрачено впустую. Эта неспособность действовать человека, всю жизнь олицетворявшего неукротимую энергию, воплощенное действие, производит на всех гнетущее впечатление. Гортензия Богарне, вспоминая свою первую встречу с Наполеоном после его возвращения в Париж в июне 1815 года, описала происшедшее следующим образом: «Он (Наполеон) был один в саду. Глубоко взволнованная, я приблизилась, чтобы поздороваться с ним с удивленным видом он спросил меня: «Ну, что сказали вам люди?» «Что вас постигло несчастье, государь», ответила я. Он промолчал затем повернулся и вошел в свой кабинет. Он выглядел опустошенным. Усевшись за свой стол, он распечатывал письма, но не читал их»{799}.