Франции они что-то вроде «эха» в горах Во всей огромной «великой империи» отчетливо слышен лишь один голос голос императора французов и короля Италии, протектора Рейнской Конфедерации, гаранта швейцарской конституции, зятя императора Австрии, короче говоря, Наполеона Бонапарта. Порой властелин, которому надоели вечно согбенные спины и рабская услужливость титулованных особ, приглашает к себе во дворец людей менее «прирученных». Герцог Отрантский, бесспорно, один из них. Изредка он является в Тюильри. В конце 1811 года император советуется с ним относительно войны с Россией. В своих мемуарах Фуше пишет о том, что, узнав о намерении Наполеона воевать с «северным колоссом», он пришел в ужас и даже попытался отговорить императора от этого самоубийственного предприятия. По его словам, он сочинил доклад о войне с Россией в трех частях, для представления его Наполеону. В первой части сенатор от Экса рассуждал о том, что время для этой войны выбрано крайне неудачно, ибо война в Испании не только не окончена, но, напротив, разгорается с новой силой. Во второй Фуше коснулся вопроса о трудностях предстоящей кампании, обратив внимание императора на природу России, особенности национального характера ее жителей, личные качества царя. В третьей, заключительной, части рассматривались последствия войны как в случае ее успешного окончания, так и в случае неудачи. При этом герцог Отрантский якобы даже осмеливается назвать идею «всемирной монархии» не чем иным, как «блестящей химерой»{634}.
Во время личной встречи с императором Фуше призывал его благоразумно довольствоваться достигнутым, заклинал его остановиться и ни в коем случае не вступать в войну с Россией, этой, как он выразился, «современной Скифией». Герцог Отрантский напомнил властелину участь Карла XII, похоронившего в заснеженных степях России шведскую славу. Под конец беседы «вещая Кассандра» в образе экс-министра с поистине дьявольской прозорливостью предрекла Наполеону все те беды, которые он действительно испытал несколько месяцев спустя, перейдя Неман. Слишком уж детальное и чересчур точное описание последствий похода Наполеона в Россию в мемуарах Фуше ставит под вопрос достоверность всей истории с его докладом императору и с разговором, состоявшимся в Тюильри. «Рассказ Фуше, пишет по этому поводу А. З. Манфред, требует критическом проверки При всем том представляется маловероятным, чтобы этот эпизод был целиком выдуман. Он заслуживает внимания как еще одно подтверждение глубокой тревоги, которую вызывал у элиты наполеоновской Франции предполагаемый поход в Россию»{635}.
Как бы то ни было, Наполеон не внял уговорам «верного» Фуше. «Судьба моя еще не свершилась, заявил император, я должен закончить то, что пока всего лишь набросок Я объединю все народы Европы в один народ, а Париж станет столицей мира»{636}.
В январе 1812 года герцогу Отрантскому позволяют вернуться в Париж и участвовать в работе Сената. Здесь, в столице, страсть Жозефа Фуше к интригам удовлетворяется неизмеримо полнее, чем в далеком Эксе или в его загородной вилле в Феррь-ере. Доверенные и преданные лица попадают в кабинет экс-министра через маленькую дверь, ключ от которой имеет один хозяин дома. Конспирация доведена до совершенства. Агенты Фуше превращаются в невидимок, о которых не подозревают даже обитатели дома на улице дю Бак, исключая, разумеется, самого герцога Отрантского.
«Интрига была так же необходима Фуше, говорил Наполеон, как пища: он интриговал всегда, везде, всеми способами и со всеми»{637}.
1812 г. лично для Фуше приносит несчастье умирает его жена, с которой безмятежно и вполне мирно он прожил долгие двадцать лет. Среди вещей покойницы Фуше натыкается на отложенные «на черный день» 300 тысяч франков золотом
В своих мемуарах герцог Отрантский ничего не говорит о смерти этой «некрасивой и довольно скучной женщины»{638}, и его молчание красноречивее всяких слов. Один из немногих людей, с которыми он дружит, Тибодо выражает ему свое соболезнование и получает следующий ответ: «Я очень тронут, мой друг, твоим соболезнованием и соболезнованиями мадам Тибодо. Я достоин жалости с тех пор, как меня постигло несчастье, и я потерял ту, которая провела со мной всю жизнь»{639}.
«Пророчества» Фуше, которыми повелитель пренебрег в конце 1811 года, в 1812 году сбываются с ужасающей точностью. Бесконечные марши по бескрайним просторам России, кровавые и безрезультатные сражения, в одночасье превратившаяся в огромный костер Москва, отступление по разоренной и разграбленной Старой Смоленской дороге, скорее напоминающее бегство Один из очевидцев драматических событий русской кампании
1812 года Арман де Коленкур в своих мемуарах приводит любопытный эпизод: «В Познани, пишет он, мы пересекли дорогу, по которой армия шла через Кенигсберг. В ожидании писем император по очереди перебирал всех своих министров Потом император заговорил о герцоге Отрантском: Этот просто-напросто интриган. Он замечательно остроумен и легко владеет пером. Это вор, который загребает обеими руками. У него должно быть многомиллионное состояние. Он был видным революционером, «мужем крови». Он думает, что искупит свои ошибки и заставит забыть их, если будет ухаживать за родственниками своих жертв и разыгрывать для видимости роль покровителя Сен-Жерменского предместья. Этим человеком, пожалуй, выгодно пользоваться, потому что он до сих пор еще продолжает быть живым знаменем для многих революционеров и, кроме того, обладает большими способностями, но я никогда не смогу доверять ему»{640}.