Порою в своем стремлении «перестраховаться» Фуше терял чувство меры. «В воскресенье 14 июня 1807 года, вспоминает один из придворных императора, был назначен спектакль в Тюильри Для представления г. Ремюза назначил Иоанна Бургундского, новое произведение одного молодого дипломата, подававшего весьма хорошие литературные надежды, как вдруг Фуше запрещает представление этой трагедии, под предлогом, что она, во многих местах, оскорбительна для Императора. Остроумнейший из наших государственных деятелей[71], желая помочь своему питомцу, настоял, чтобы пьесу прочли Наполеону. Император, выслушав ее, воскликнул: «Что забрал себе в голову Фуше?.. Разве я похититель престола? Фуше иногда бывает чересчур усерден. Эта трагедия будет представлена!». Однако ж, несмотря на это приказание, заключает свой рассказ мемуарист, мнение министра полиции взяло верх и Иоанн Бургундский был замещен Полиевктом[72], любимой пьесой Императора»{469}.
Со стороны Наполеона на «верного» министра полиции как из рога изобилия продолжают сыпаться нагоняи. Частенько Фуше получает обидные щелчки, иногда лично от императора, иногда через третьих лиц, например архиканцлера империи Камбасереса. «За последние две недели, пишет Наполеон Фуше 5 ноября 1807 г., вы не совершили ничего, кроме глупостей; настало время положить им предел и прекратить вмешиваться, прямо или косвенно, в дела, которые вас не касаются. Такова моя воля. Наполеон»{470}. 24 марта 1808 г. из Сен-Клу на имя министра полиции приходит письмо, в котором есть такие строки: «Небрежность, которую вы вносите в дело надзора за газетами, в эту столь важную часть ваших обязанностей, заставляет меня закрыть «Le Publiciste». Это сделает (многих) несчастными, и вы будете тому причиной. Если вы назначили редактора, то вы и должны его направлять. Вы пошлете копию моего декрета другим газетам и скажете им, что я закрыл этот орган за то, что он обнаруживал английские чувства Вы дадите новые инструкции «Journal de lEmpire» и «Gazette de France», вы уведомите их, что если они не хотят быть закрытыми, то они должны избегать всего, что противно славе французской армии и клонится к оклеветанию Франции и ухаживанию за иностранцами». Комментируя это письмо императора своему министру полиции, Е. В. Тарле писал: «Беспощадный и придирчивый сыщик Фуше оказывался в глазах Наполеона излишне либеральным блюстителем прав печати»{471}.
Важной недоработкой министра полиции Наполеон считает то, что, невзирая на блеск имперского могущества, парижане, как и прежде, смеют насмешничать. «В городе, вспоминает современница, распространялись остроты и каламбуры: их сообщали в армию; раздраженный император делал строгие выговоры министру полиции за плохое наблюдение; этот последний отвечал в духе какого-то снисходительного либерализма, что нужно оставить праздным людям эту забаву. Однако если министр полиции узнавал, что в каком-нибудь из парижских салонов велись насмешливые или проникнутые недоброжелательством разговоры, он немедленно вызывал к себе хозяина или хозяйку салона и предупреждал их, советуя им внимательнее наблюдать за собравшимся у них обществом, и они уходили от него в смутной тревоге»{472}.
Наполеон «заботливо» ставит Фуше на место. «Фуше, сказал он однажды, одержим желанием быть моим наставником но так как я никогда ничего ему не сообщаю, продолжил император, то он не знает, что предпринять и, конечно попадает впросак»{473}. Зная, сколь неприятны для Фуше любые упоминания о его «революционном» прошлом, Наполеон не может отказать себе в удовольствии напомнить ему об этом. Однажды Наполеон,
раздраженный чем-то, захотел его уязвить и показать, что хорошо помнит все превращения своего министра. «Ведь вы голосовали за казнь Людовика XVI!» сказал он ему внезапно. «Совершенно верно! ответил Фуше, низко, в пояс, по своему обыкновению, кланяясь императору. Ведь это была первая услуга, которую мне привелось оказать вашему величеству». Это был глубоко значительный диалог: Фуше напоминал императору, что карьера их обоих революционного происхождения, хотя и построена на том, что один из них, заняв вакантный престол Людовика XVI, задушил революцию, а другой усердно помогал ему это сделать»{474}.
Министр полиции один из немногих государственных людей во Франции, кого страшит постоянная война, в которую Наполеон ввязывается почти ежегодно. Его пугают все новые и новые присоединяемые к империи территории и победы, которые с каждым годом все труднее одерживать. «Зубы дракона», разбрасываемые императором то тут, то там, прорастают бесконечными войнами. Фуше пытается proprio motu[73], но, как всегда, исподволь, внушить властелину мысль о пагубности милитаристской политики, вконец обескровившей Францию. Для этого министр полиции использует, по-видимому, самое эффективное средство, которым он располагает, полицейские бюллетени. В них, как в зеркале, отражены все грани жизни нации: от информации о поимке в департаменте Нижние Пиренеи двух уроженцев Милана, дезертировавших из рядов Валлонской гвардии, до списка имен подозрительных лиц, задержанных по распоряжению Фуше В одном из полицейских донесений Наполеон мог прочесть следующее: «Самые нелепые слухи распространились в Булони. Император, доехав до Амьена, затем возвратился в Париж, так как по пути его встречали возгласами: «Да здравствует император но с миром!». В другом бюллетене министра полиции под рубрикой «Париж. Слухи» значилось: «В течение нескольких дней не умолкали слухи о войне. Вчера они совершенно переменились Теперь говорят о мире даже с Англией. Замечательно, что мысль о близком и всеобщем умиротворении Европы пользуется повсеместной поддержкой»{475}. Наполеон глух к прозрачным намекам «верного» Фуше. В ответ на замечание министра полиции о том, что он не может одновременно воевать и с Англией и с Европой, император заявляет: «Я могу потерпеть неудачу на море, но не на суше; к тому же я в состоянии нанести удар прежде, чем старая машина коалиции будет готова действовать. Я не боюсь старой Европы»{476}. Фуше не столь «отважен». Постепенно, исподволь, в его сознании растет уверенность в неизбежности крушения «великой империи»{477}. По мнению министра полиции, заключение Францией прочного мира с соседями единственное средство предотвратить надвигающуюся катастрофу. Осведомитель императора и «один из личных врагов»{478} Фуше Жозеф Фьеве извещает его о том, что полиция (Фуше, иными словами) громко высказывается в пользу восстановления мира. Свое письмо императору Фьеве заканчивает ехидным, но полным глубокого смысла пассажем. « Чем больше я узнаю о том, что происходит в Министерстве полиции, пишет он, тем лучше начинаю понимать, почему англичане не испытывают по отношению к нему недобрых чувств»{479}.