Это дочери, ясно? бурчу я. У неё был период, когда она боялась обычных пластырей, думала, они кусаются. А с русалками нормально. Я тогда накупила их столько, что до сих пор парочка осталась.
И снова на мгновение почти тишина. Только его негромкое дыхание и лёгкий треск льда в пакете, который он отнимает от лица и ставит на стол. Мне не по себе. Он в моём доме. На моём диване. Смотрит на меня так, как будто как будто всё ещё помнит, как это было. Как я дышала. Как я дрожала. Как он ломал меня.
Ян резко поднимается. Сглатывает. Я вижу как дергается его кадык. На лице странное выражение: смесь усталости и чего-то ещё, чего я не могу расшифровать.
Иногда я думаю, внезапно говорит он, если бы всё было по-другому, если
бы я был другим может, у нас даже могла быть нормальная семья. Ты, я и Катя. Мы ведь по любому еще не раз могли где-то пересечься в прошлом. Сумасшествие, правда? хмыкает он, его лицо перекашивается от боли, но я уверена, что не от физической.
Я замираю. Он уже не смотрит на меня. Просто говорит в пространство.
Прости, тихо добавляет он. Я пойду.
Я не провожаю его. Он сам находит дверь, а я все так же стою посреди гостиной, не понимая почему судьба со мной так жестока? Почему этот человек, который кажется абсолютно нормальным, который смог воспитать в одиночку прекрасную дочь, сорвался всего один раз и этот самый раз разрушил наши жизни так необратимо?
Глава 39
ЯНЗахлопываю за собой дверь и на секунду замираю в прихожей, пытаясь выдохнуть. Ключи глухо звякают, когда я бросаю их в керамическую вазу у зеркала.
Из приоткрытой двери гостиной пробивается свет. Я щурюсь, медленно направляюсь туда и на пороге останавливаюсь.
Сюрприз, говорит голос, прежде чем я успеваю что-то сказать.
Из кресла поднимается Катя. На ней домашняя толстовка, волосы собраны в высокий хвост, в руках кружка.
Ты что здесь делаешь? спрашиваю я, приподняв бровь. Разве не ты настаивала, чтобы я купил тебе собственное жильё, чтобы «не чувствовать чужого дыхания в спину»? Катя вздыхает, подходит ближе и тут же замирает, разглядывая моё лицо. Секунда и её глаза округляются.
Папа... Что с тобой? Голос срывается на тревожный шёпот. На тебя напали?
Я качаю головой, стараясь не выдать, как на самом деле ноет всё тело. Особенно ребра. Завтра стоит наведаться к травматологу. Не думаю, что там что-то серьезное, но снимок сделать не помешает. Отпинали меня на славу. Злость берет, что лежал на земле как бесполезный идиот.
Нет, просто неудачный спаринг, сегодня была тренировка по боксу, отмахиваюсь я. Один из тех дней, когда твоя челюсть оказывается медленнее кулака соперника.
Катя скрещивает руки на груди, с подозрением на меня смотрит.
Ты мне врёшь, говорит спокойно. Я не дура.
Я усмехаюсь и сразу же морщусь от боли. А еще замечаю, что когда она сердится, то безумно похожа на Нину. Даже слишком.
Ладно. Спалила. Делаю шаг в сторону кухни, но останавливаюсь, бросаю через плечо: Решил приударить за красоткой. А она оказалась замужем. Муж обо всем узнал и теперь ты видишь результат.
Катя моргает, а потом закатывает глаза.
Ты издеваешься, бормочет она и тянется к аптечке, которая всегда стоит у нас на полке в кухне.
Я смотрю на неё и внутри что-то сжимается. Уже такая взрослая. Не боится крови. И уже слишком хорошо меня читает.
Катя, говорю я тише, всё в порядке. Правда.
Не в порядке, резко обрывает она, если ты приходишь домой вот в таком виде и пытаешься меня разыгрывать, как клоун.
Я не шучу, говорю честно. В следующий раз я буду осторожнее. Клянусь.
Она бросает на меня долгий, испытующий взгляд.
Осторожнее с женщинами или с их мужьями?
Я усмехаюсь. И впервые за вечер чувствую, что всё не так уж плохо.
И с теми, и с другими.
Катя хмыкает, уходит на кухню за льдом. А я устало падаю в кресло.
Давай приложим, дочь дает мне пакетик со льдом, но я качаю головой и усмехаюсь.
Уже поздно. К тому же... та самая замужняя красотка успела оказать мне реанимационные меры.
Катя хмурится, не оценив моего юмора.
Не смешно.
Катя опускается рядом, кладёт лёд на журнальный столик и молчит. В глазах тревога, и я прекрасно понимаю из-за чего.
Я тоже молчу. Но внутри всё кипит. Не от боли. От бессилия.
Смерть отца полгода назад была освобождением и ловушкой одновременно. Вместе с семейным бизнесом мне достались и его теневые схемы. Давление началось почти сразу, но я не мой отец. Я хирург. Я спасаю жизни, а не обслуживаю преступников, у которых деньги жирнее совести.
Я отказался.
И почти сразу начались проблемы. Потом тот случай с попыткой похищения моей дочери.
Она не знает, что теперь рядом с ней круглосуточно охрана. Я нанял лучших. Пусть думает, что это были какие-то подонки и целью не была конкретно она. Так безопаснее. Но она все равно боится. Именно поэтому теперь частенько едет не к себе домой, а ко мне.
Катя смотрит на меня, потом снова берёт лёд и аккуратно протягивает.
Впервые за долгое время слышу, что тебе кто-то понравился. Но почему замужняя, а? её голос звучит мягче. Не хочешь предоставить мне это дело? Я лучше разбираюсь в женщинах, чем ты.
Я смеюсь и тут же морщусь, сдерживая стон.