Я вскочила с дивана, сердце упало в пятки. Макс! Что что случилось? вырвалось у меня, голос сорвался на шепот.
Он лишь мотнул головой, и это движение явственно причинило ему боль. Не важно, выдохнул он хрипло, и его голос был плоским, холодным, как сталь. В нем не было ни боли, ни злости. Только пустота и крайняя усталость. Пойдём в спальню.
Я не поняла. Не сразу. Мой мозг отказывался складывать эту картину его избитое тело и это приглашение. Что прошептала я, чувствуя, как подкашиваются ноги.
Он сделал шаг вперед, оторвавшись от опоры. Его движение было неуверенным, но полным невероятной, звериной целеустремленности. Он подошел
ко мне так близко, что я почувствовала запах крови, пота и чего-то горького может и адреналина.
Пойдём в спальню, повторил он, и на этот раз в его хрипом голосе прорвалось нетерпение, долго сдерживаемая ярость, обращенная не на меня, а на весь мир. Я устал ждать, Юля.
Его единственный открытый глаз смотрел на меня с такой интригой, что стало трудно дышать. Он ждал не просто ответа. Он ждал подтверждения. Заключения нашей странной, ужасной сделки. Он пришел с войны своей войны за своим призом. За мной. За будущим, которое я должна была ему дать.
И я поняла, что это не просьба. Это точка. Конец всем отсрочкам и сомнениям.
Он протянул руку. Не чтобы ударить. Чтобы вести. Его пальцы дрожали от перенапряжения.
Я посмотрела на его разбитое лицо. На его непоколебимую волю. На ту пропасть, в которую мне предстояло шагнуть.
И, затаив дыхание, я положила свою ладонь на его.
Не было страха. Был лишь ледяной, безоговорочный выбор.
Хорошо, Макс, тихо сказала я. Пойдем.
И повела его сама, поддерживая под локоть, чувствуя, как напряжены его мускулы, как он почти падает от усталости, но не сдается. Мы шли по коридору избитый воин и его добыча, добровольно ставшая союзницей.
Дверь в спальню закрылась за нами с тихим щелчком.
Его пальцы были нетерпеливыми, дрожащими от адреналина и усталости, но невероятно твердыми. Он не рвал одежду, но и не церемонился пуговицы моей блузки разлетелись с тихим щелчком, упав на толстый ковер. Я замерла, сердце колотилось где-то в горле, смесь страха и какого-то дикого, запретного возбуждения сковывала движения.
Макс попыталась я протестовать, но голос звучал слабо и неубедительно.
Тихо, прошептал он хрипло, его дыхание, пахшее кровью и дорогим коньяком, обожгло мою шею. Я ждал слишком долго.
Его руки скользнули по моим плечам, сбрасывая ткань, ладони были шершавыми, исцарапанными. Он притянул меня к себе, и я почувствовала всю грубость его порванной рубашки, холод металла пряжки ремня, тепло его тела сквозь ткань. Он был весь напряжение, боль и неукротимое желание.
Я боялась. Боялась его силы, его ярости, того, что сквозило в каждом его движении. Но когда его губы грубо прижались к моим, в них была не только властность, но и какая-то отчаянная, почти животная нужда. Он нуждался во мне. Не просто в женщине, а именно во мне. В моем тепле, моем принятии, моем теле.
И я я поддалась.
Мое сопротивление растаяло, как воск под пламенем. Руки сами собой обвили его шею, пальцы вцепились в его влажные от пота волосы. Я ответила на его поцелуй, уже не думая ни о чем ни о синяках, ни о его темных делах, ни о последствиях. Был только он грубый, раненый, опасный и невероятно желанный в этот миг.
Он срывал с меня одежду, а я помогала ему, движения стали резкими, порывистыми. Его ладони скользили по моей коже, оставляя мурашки, сжимали бедра, притягивая меня ближе, стирая последние остатки дистанции.
Он был настойчив, почти жесток в своей страсти, но в каждом прикосновении читалась и нежность, тщательно скрываемая, прорывающаяся наружу вопреки ему самому. Он словно проверял меня на прочность, и я сдавала этот экзамен, отдаваясь ему целиком, без остатка.
Когда он вошел в меня, боль смешалась с наслаждением, и я закричала тихо, подавленно, в его влажную от пота плечо. Он замер на мгновение, давая мне привыкнуть, его единственный открытый глаз вглядывался в мое лицо, ища подтверждения, одобрения.
Юленька прохрипел он, и в его голосе прорвалась та самая, сокрытая нежность.
И это сломало последние преграды. Я обняла его крепче, позволив всему случиться. Мы двигались в унисон он, истекающий яростью и болью внешнего мира, и я, принявшая его всего, без условий.
В финале он закричал глухо, сдавленно, будто выпуская из себя всех демонов, и рухнул на меня, тяжелый, мокрый, настоящий. Его дыхание выравнивалось, тело постепенно расслаблялось.
Мы лежали в тишине, и только треск поленьев в камине нарушал ее. Он не отпускал меня, держа так крепко, будто боялся, что я исчезну.
Страх ушел. Осталась лишь странная, щемящая усталость и тихое, тревожное осознание: точка невозврата пройдена. Я стала его. Совсем. И где-то глубоко внутри, под слоем смешанных чувств, теплилась крошечная, испуганная надежда на то, что именно в этот мик могла начаться новая жизнь. Не только наша.
Сознание возвращалось медленно, пробиваясь сквозь сонную вату. Первым делом я потянулась рукой на его сторону кровати. Простынь была холодной и пустой.