Нет, конечно. И вообще, я не обижаюсь, отвечаю с показной лёгкостью, но голос звучит чуть хрипло.
Тогда почему ты не смотришь на меня?
Я вынужденно поднимаю взгляд, и проваливаюсь в его глаза. Чёрт, какие они глубокие, насыщенно-карие, почти чёрные, с едва заметными искрами. В них огонь, который заставляет мои лёгкие забыть, как дышать.
Вот так, попавшись в ловушку, я и замираю. Плавлюсь от буквально физического касания, хоть его руки остались при нём. Совершенно дезориентированная тем, как искрит сейчас между нами, приоткрываю губы, чтобы сказать хоть что-то, прервать затянувшееся молчание.
И он тут же смотрит ниже. Его взгляд скользит по моим губам, по ключицам, по ложбинке между грудей. Жадно, как-то собственнически. У меня перехватывает дыхание. Кажется, он видит, как вздымается грудь под лёгкой тканью платья. Я провожу языком по нижней губе, машинально, в попытке справиться с сухостью во рту. В его глазах вспыхивает огонь. Неприкрытое, хищное желание.
Первый этаж, объявляет механический голос, и двери разъезжаются в стороны.
Лифт уже ожидают несколько человек, и они с нетерпением посматривают на нас.
Идёмте, решительно произношу и, проскальзывая мимо него, случайно касаюсь рукой его торса.
Жар, плотный, как пар в хамаме, пробегает по коже. Я не оглядываюсь, просто иду вперёд, чувствуя на себе его взгляд.
Да, конечно. Нам налево, гудит над ухом его бархатный голос.
Всё это странно очень. Я ведь не совсем слепая. Кажется, он мной заинтересован. Именно в том самом плане, на который намекала усиленно Женя. Вот только с чего вдруг?
Это ведь его идея внести в корпоративные правила изменения почти сразу, как была основана компания. Согласно им, отношения между сотрудниками не запрещены в целом, но не поощряются. Единственное, где нельзя совсем в пределах одного отдела.
Я в целом с ним согласна, так как не раз замечала, что проблемы начинаются там, где возникают разногласия в паре. Это становится и причиной перевода между отделами, и даже увольнения. Поскольку процесс рекрутинга достаточно трудоёмкий и энергозатратный, как и первичное обучение нового сотрудника, то компаниям не выгодно такое положение дел.
Некоторые из них полностью запрещают отношения на работе, кто-то вводит частичные ограничения, как HealthPoint Systems. Самые лояльные смиряются с тем, что неизбежно случится, и просто набирают новых сотрудников по необходимости.
Но позицию Жигулина я изучила
в этом вопросе, так что совсем не понимаю, как теперь быть. Наверное, самым правильным будет сделать вид, что я ничего не поняла. Да и совершенно понятно, что за такое в офисе просто сожрут и не подавятся. Затевать же ни к чему не обязывающую интрижку тут, в командировке, совершенно не моё.
Как же было просто в этом плане в Генотеке. Никаких тебе привлекательных боссов. Никакой конкуренции в офисе, соответственно. Работала себе и проблем не знала. Жаль, что череда плохих управленческих решений привела к тому, что они обанкротились.
Мы подходим к ресторану. Просторный, с панорамными окнами, из которых открывается вид на бухту, залитую мягким золотистым светом предзакатного солнца. В воздухе пахнет морем и чем-то аппетитным с кухни. Стены тёплого песочного оттенка, мебель из тёмного дерева. На столах хрустальные бокалы и свечи. Лёгкий гул разговоров, приглушённый джаз, мерцание свечей всё создаёт атмосферу уюта и намёка на интимность.
Жигулин останавливается перед хостес и называет бронирование. Она, едва взглянув на него, сразу расцветает в улыбке. Нас провожают к столику у окна. Он, как всегда, движется вперёд, уверенно, словно весь мир у него под контролем. Я иду за ним, чуть нервничая, ощущая на себе взгляды.
Надеюсь, ты не против морепродуктов? спрашивает он, устраиваясь напротив и разглядывая меня поверх меню.
Не против, слегка улыбаюсь. Хотя я не слишком искушённый гурман.
Будет повод расширить гастрономический опыт, бросает он, и глаза его лукаво прищуриваются. Мы, кстати, завтра встречаемся с руководителями проекта в девять. Потом презентация. После обеда экскурсия по офису. Всё по плану.
Я всё помню. Блокнот с собой.
Он кивает удовлетворённо, потом подзывает официанта. Не заглядывая в меню, уверенно делает заказ устрицы, тартар из тунца, бутылку белого сухого. Меня никто не спрашивает, и странным образом это даже приятно. Словно я могу расслабиться и не принимать решения. Он берёт это на себя, как будто знает, что лучше. Это трогает что-то внутри, скрытое, женское.
Знаешь, Вера, ты меня удивляешь. Обычно я сразу понимаю, с кем имею дело. А ты переменчивая. Сегодня в лифте ты была совсем другой.
Я не знаю, как ответить. В бокале вино играет искрами, очень точно отражающими моё внутреннее состояние. Тепло. Легко. Чуть-чуть опасно.
А ты не такой уж страшный, как кажется, говорю с полуулыбкой, опуская взгляд. Иногда даже почти приятный.
Он тихо смеётся. Этот смех глубокий, с лёгкой вибрацией. И почему-то проникает под кожу.
Почти ключевое слово. Ну ничего. У нас две недели впереди. Разберёмся.
Он наклоняется вперёд, чуть ближе, и его локоть касается скатерти рядом с моей рукой. Его взгляд вновь цепляется за мой, и мне приходится отвернуться слишком близко, слишком интенсивно. И всё же приятно. Он не просто флиртует он изучает, сканирует, будто хочет запомнить каждую мою реакцию.