Ты заболела, что ли? интересуется он. У тебя жар. Простуда? Так иди в спальню, ляг и лежи! Я попрошу дочь, она принесет тебе попить и вызовет на дом врача.
Я вытираю слезы, замечаю на пальцах черные разводы от туши.
Смотрюсь в отражение на стеклянной двери кухонного шкафа. Мое лицо напоминает панду.
Потом вспоминаю, как дочь где-то месяца два назад сделала мне замечание, заметив в моих руках тюбик с тушью:
«Конечно, здорово, что ты взяла себя в руки, мам. О женственности вспомнила, о косметике. Но, мам, тушь? Ты серьезно? Сейчас все делают наращивание ресничек, есть натуральные эффекты! Тушь, мам Ты бы еще плевалку из прошлого века взяла»
Теперь я понимаю, что с нарощенными ресничками не случилось бы такого казуса, как у меня сейчас на лице.
Ладно, нечего раскисать. Иди, повелевает Ярослав. Я отвлеку гостей, а ты поднимайся в спальню. Скоро врач приедет. Ну же!
Раскомандовался.
Муж прет, словно локомотив, впереди меня и не сомневается, что я пойду следом за ним. Ведь он приказал, как делать, и
Но стоит признать, я чувствую себя дурно, а болезнь это отличный предлог, чтобы не находиться на празднике мужа.
В доме шумно и полно гостей.
Теперь я уже не рада, что решила праздновать в узком семейном кругу, тем более, у нас дома. Пригласили самых близких, но вышла целая толпа.
Я отвыкла от шумных застолий. Мы вообще давно с размахом ничего не празднуем.
После гибели среднего сына праздновать что-то мне казалось кощунством.
Любой праздник для
меня был предательством по отношению к памяти моего любимого, самого лучшего в мире мальчишки
Я знаю, что пойду сейчас по коридору, стану подниматься по лестнице, и с левой стороны он будет смотреть на меня с портрета, где он всегда жив и всегда мне улыбается.
Артем бы меня поддержал, срывается с моих губ.
Ярослав, сделав еще один шаг, застывает, каменеет. Его пальцы сжимаются в кулаки, он разворачивается ко мне с разъяренным лицом.
Хватит! его голос звенит от плохо сдерживаемой ярости. Артема нет. Его уже несколько лет нет! Мы все по нему скорбим, но только ты оплакиваешь его до сих пор. Только ты превращаешь наш дом в сырое, вечно мокрое, тусклое и темное болото! Только ты придаешь себе вид вечной страдалицы. А теперь Теперь ты спрашиваешь, как я так смог? Как я, черт побери, смог дальше жить и любить эту жизнь?! Вот так, Тоня. Просто Вот так! Оглянись! Наш дом полон жизни, у нас еще двое детей, но для тебя все мы лишь тени, лишь тени на кладбище, которые мешают тебе скорбеть. А знаешь Забудь! рявкает он. Тебя даже обслугой я здесь не оставлю. Нет! Мне надоело вытирать твои сопли. Пора тебе позврослеть и понюхать реальную, мать ее, жизнь!
Его голос разносится далеко-далеко.
Громко.
Я бы даже сказала, его голос звучит громогласно.
Он звучит не только громко, он звучит в тишине.
В полной тишине.
Ни музыки, ни звуков голосов.
Я внезапно понимаю, что наш скандал стал ясным для всех.
Все услышали, как мы ругаемся. все
И, кажется, я понимаю, почему все это услышали. Люба стоит рядом с ноутбуком, через который тамада включал музыку Она нажала на паузу, веселье замерло. Все услышали, как мы ругаемся.
Особенно последние слова мужа.
Я застываю, по мне, словно грязные
Пап, ты так сильно не нервничай, тихо и проникновенно звучит голос младшей дочери, Лены. Папа, пойдем. Пап Папочка, скоро торт принесут!
Младшая дочь, полная моя копия, но любит отца безмерно, наверное, потому что я после трагической гибели среднего сына выпала из жизни, и все важные этапы взросления с ней был он, мой муж.
Теперь, как бы я ни старалась, Лена моей ласки чурается, мои ладони для нее не такие теплые и надежные, как руки Ярослава.
Лена, тихо выдыхаю я. Твой папа
Во мне говорит обида.
Та самая, глупая, женская и слепая обида, которая толкает на глупости.
Муж обнимает дочь и отпускает ее, смотрит на меня.
В глазах провокация.
Он смотрит мне прямо в глаза, в которых я четко читаю, что он не даст мне этого сделать.
Не даст себя опозорить и выставить подлецом, кобелем, предателем.
Только открой рот, говорят мне его глаза.
И пожалеешь, добавляют безмолвно тесно сжатые кулаки.
Напряженная поза, острый кадык, плечи немного сдвинуты вперед.
Его поза выдает намерение поставить точку, но по-своему.
Как же он сильно меня раздражает сейчас, своей мужиковатостью, напором и уверенностью, что он знает лучше, что он всегда прав.
Между нами воздух вибрирует от напряжения. От взглядов глаза в глаза.
Как долго мы избегали такого прямого контакта?
В последнее время лишь поверхностно, без глубины
Без попытки понять, что скрывается за привычным «боже, Тоня, ты, как всегда, в своем репертуаре!»
Я набираю в легкие немного воздуха, чтобы выдать вслух правду, чтобы обличить этого лгуна перед всеми.
Прошу минутку вашего внимания
Глава 4. Она
Эти слова могла бы произнести я, но Ярослав нагло перехватывает инициативу и обнимает меня за талию.
Тяжелая ладонь мужа опускается невыносимым гнетом, от него до сих пор пахнет чужими духами. Это такая непередаваемая мерзость стоять и чувствовать, как от него несет другой женщиной. Он ею смердит. Ее духи, шампунь, крем, косметика Все пахучее, мне тошно.