Кто ты? спросил переводчик.
Из толпы, собравшейся около нас, выбежала женщина:
Зачем его задержали? Господа хорошие, ведь это наш, деревенский, мой брат двоюродный.
Переводчик что-то сказал офицеру. Тот постоял, насупившись, и махнул рукой. Парня отпустили. Конечно, он никакой не брат этой женщины, но она его выручила, быть может, спасла от смерти. Молодец!
Кто ты? обращается переводчик к другому задержанному, тоже парню. Тот хитровато прищуривается, в глазах улыбка:
Я убежал из тюрьмы.
За что сидел?
Председателя колхоза ударил, врет парень.
Еще несколько вопросов, и он отпущен.
Лихорадочно думаю, что отвечать мне. Может, выдать себя за местного жителя или убежавшего из тюрьмы мошенника? Нет, к этим версиям я не готов. В кармане у меня лежит состряпанная Сергуниным справка с печатью Ловецкого сельсовета, в которой написано, что я являюсь учителем Ловецкой школы и нахожусь сейчас в летнем отпуске.
Одет я прилично, и у меня солидная рыжеватая бородка. Пусть выручает!
Слышу стандартное:
Кто ты?
Спокойно отвечаю:
Учитель.
Документ?
Пожалуйста!
Фашист долго разглядывает мою справку, но, видимо, действительно правы шутники, которые утверждают, что поддельный документ выглядит наиболее правдоподобно. И все же офицер хочет запутать меня. Медленно тянет слова:
Ловецкая школа Это далеко Почему здесь?
Сейчас начальник Невельского района объявил о регистрации учителей и будет решать вопрос о назначении на работу. Вот я и пришел познакомиться со школой, прежде чем просить сюда назначения.
В армии служил?
Да, служил.
Ответ озадачивает офицера.
Сейчас служил? уточняет он вопрос.
Ах сейчас? Нет. Раньше служил.
А сколько тебе лет?
Сорок. Моя борода позволяет мне к своему действительному возрасту прибавить более десятка лет.
Немецкий язык знаешь?
Опасный вопрос. Гитлеровцы ищут людей, знающих немецкий язык, и вербуют их в переводчики.
Нет, не знаю.
Но ведь ты изучал его, когда сам учился?
Давно это было. Я плохо его учил. Сейчас весьма сожалею
Офицер машет рукой.
Пронесло! Я ухожу неторопливо. Иду, не оборачиваясь, за околицу деревни
К вечеру гитлеровцы из Топоров уехали, и я вернулся в деревню. Из задержанных фашисты увезли двоих. Солодуха, все время крутившийся около оккупантов, опознал встретившихся ему раньше красноармейцев. Я договорился с ранеными и, немного отдохнув, вернулся в отряд. Пенкин внимательно выслушал мой рассказ и дружески сказал:
Ну, теперь, Михаил Леонидович, ты настоящий разведчик, у гитлеровцев в лапах побывал и выкрутиться сумел.
Через неделю несколько раненых, лечившихся в доме Риммы, пришли в отряд.
Вскоре стало известно, что Солодухин, как говорится, «вошел во вкус» донес о существовании в деревне «подпольного госпиталя». Мы решили казнить изменника.
Каждый час жизни негодяя преступление. И оно теперь будет на нашей совести, если мы не избавим людей от этого ублюдка, сказал Пенкин.
Привести в исполнение партизанский приговор командир приказал младшему лейтенанту Липнягову. С тремя бойцами Липнягов устроил засаду на шоссе, подкараулил «пана Солодуху», возвращавшегося навеселе из Невеля, где он получал деньги за свои гнусные дела, и расстрелял предателя. К его трупу был прикреплен листок тетрадочной бумаги со словами:
«Товарищи крестьяне: колхозники и единоличники! Пан Солодуха получил вполне заслуженную смерть, как предатель советского народа и изменник Родины. Вы сами знаете, сколько он предал гитлеровцам бойцов и командиров Красной Армии. Иначе мы с ним поступить не могли.
Мы заявляем, что остаемся вашими друзьями, преданными советскому народу бойцами до последнего вздоха своей жизни и непримиримыми врагами гитлеровской фашистской армии до полного ее уничтожения. Так мы будем поступать и дальше с наемниками кровожадного фашизма, с теми, кто предает советский народ и Родину».
Внизу стояла подпись: «Штаб партизанского отряда».
Это было наше первое письменное обращение к местному населению. Вскоре партизанская пуля покарала и другого предателя волостного старшину Бантрука. Он был уничтожен днем прямо на улице деревни Голубово.
Отряд наш рос быстро. К нам присоединились отставшие по разным причинам от своих частей старший лейтенант Логинов, лейтенанты Худяков и Крылов, младший командир Бабыкин, пулеметчик Чернявский и другие. К концу сентября отряд насчитывал в своих рядах более ста бойцов. Была создана специальная стрелковая рота под командованием лейтенанта Утева, пришедшего к нам из «подпольного госпиталя». Политруком ее Пенкин назначил меня. Помню, как один из партизан, имевший командирское звание, возмутился:
Воскресенский рядовой, а его в политруки выдвинули.
Зато он в партизаны из армии с партийным билетом пришел, а не спрятал его в бане или сарае, не без ехидства отпарировал Пенкин.
Неприятно слышать было этот разговор, но в те трудные дни было не до обид.
А дел становилось все больше и больше.
Наши бойцы теперь закладывали взрывчатку не только на дорогах Невель Полоцк, но и на шоссе Киев Ленинград. Разведчики-чкаловцы ходили на задания к Таланкину, Пустошке и даже к Себежу, вели наблюдение за передвижением фашистских войск, устраивали засады. Велико было наше удивление, когда однажды утром к лагерю подъехала большая грузовая машина. Из кузова высыпали смеющийся Утев и бойцы, отправленные с ним в засаду на проселочный тракт к Новохованску. Оказывается, им удалось перебить всех до единого гитлеровцев, находившихся в машине, и захватить ее целехонькой. В кузове лежали