Напротив, друг мой, impoliment поступил ты сам: ты заговариваешь со мною по-французски; я отвечаю по-русски, тонко намекая тебе этим, что французский язык между нами не у места. Ты, и ухом не ведя, продолжаешь по-французски. Разве это не impolitesse? С таким же точно правом мог я употребить немецкий язык, который знаю лучше французского; тебя же это не должно было удивлять: "Ведь всякому образованному человеку решительно все равно, на каком бы наречии ни объясняться"; следовательно, и все равно, отвечают ли ему по-французски или по-немецки.
И ты, ты говоришь это серьезно? воскликнул Куницын. Немецкий язык трещит, шипит, скрипит; французский, благодаря своей гармоничности, сделался интернациональным европейским языком, как арабский в Азии. Французский язык можно смело сказать гарантия развитости человека, так как с помощью его сближаются народности, сближаются север и юг, восток и запад, а сближение развивает и ведет ко всемирному прогрессу, составляющему, как известно, цель всякого, мало-мальски образованного человека XIX столетия!
Ого-го, как ты красноречив, хоть сейчас в адвокаты! засмеялся Ластов, просовывая приятельски руку под руку юного прогрессиста. Как раз заставишь еще раскаяться, что я, по твоему примеру, не перешел в училище правоведения или не сделал, по крайней мере, изучения французского языка основною целью своей жизни. Расскажи-ка лучше что-нибудь про свою прекрасную Елену.
Пожалуй Ее, впрочем, зовут не Еленой, а Надеждой, или, вернее, Наденькой.
Наденькой? Хорошенькое имя.
Я думаю! самодовольно подтвердил правовед, точно он сам сочинил его. Их две сестры, она младшая. Есть и мать, puis наперсница. Все как в романе.
Да их не Липецкими ли уж зовут?
Ты почем знаешь?
Видел в Висбадене. Впрочем, незнаком. Так они здесь, на Гисбахе?
Само собою! приехали на одном со мною пароходе. Не то зачем бы мне приезжать сюда? Чего я тут не видел?
Но ты говоришь, Куницын, что так же еще не познакомился с ними. Как же это так? Ты, кажется, парень не промах, мастер на завязки?
Parbleu ! Но тут совсем особенный случай. Заговорил с нею как-то за столом не отвечает. Ответила ее кузина, да так коротко и язвительно, что руки опустились. Разбитная тоже девчонка, ой-ой-ой! Моничкой зовут. Не правда ли, оригинальная кличка? Вероятно, производное от лимона? Впрочем, собой скорее похожа на яблоко, на крымское. Вот бы тебе, а? Да и как удобно: принадлежа к новому поколению, она, разумеется, не признает начальства тетки, делает что вздумается, прогуливается solo solissima , и т. д. Советую приволокнуться.
Да которая из них Моничка? Что повыше?
Нет, то Наденька. Моничка кругленькая, карманного формата брюнетка.
Вот увидим. Покуда они для меня обе одинаково
интересны.
А для меня так нет! Моничка, знаешь, так себе, средний товар, Наденька отборный сорт. Тебе она, быть может, покажется ребенком, нераспустившимся бутоном; но в этом-то и вся суть, настоящий haut-gout . Я крыжовника терпеть не могу, когда он переспел.
Ты, как я вижу, эпикуреец.
А то как же? Ха, ха! Вы, университетские, воображаете, что никто, как вы, не заглядывал в Бюхнера, в Прудона Да, Прудон! Помнишь, как это он говорит там Ah, mon Dieu , забыл! Не помнишь ли, какая у него главная these?
Самое известное положение его: "La propriete c'est le vol" , но в настоящем случае оно едва ли применимо.
Да не то!
Он, может быть, говорит, что незрелый крыжовник лучше зрелого?
Ха! Может быть Но ты сам убедишься, что мой незрелый куда аппетитнее всякого зрелого. Qu'importe, что я не сказал с ней и двух слов: у молоденьких девиц все нараспашку и хорошее и дурное; а если ты замечаешь в девице одно хорошее, стало быть, она chef-d'oeuvre .
Chef-d'oeuvre или козленок: любовь зла, полюбит и козла.
Фи, какие у тебя proverbes !. Во-первых, она не может быть козленком, потому что она не мужчина, козел же мужского пола
Ну, так козочкой.
А козочки, как хочешь, премилые животные: des betes, qui ne sont pas betes. Правда, un peu trop naives, но d'autant mieux: тем более вольностей можно позволять себе с ними.
В таких разговорах приятели наши взбирались вверх по правому берегу Гисбаха, через груды камней и исполинские древесные корни, пока не вышли в горную котловину.
Куницын удостоил водопад только беглого взгляда, снял шляпу и батистовым платком вытер себе лоб, на котором выступила испарина.
Неужели нет другого пути, чтобы добраться в эту трущобу? спросил он, отдуваясь.
Как не быть! Остальная публика, кажется, и предпочла большую дорогу. Но здесь ближе и романтичнее.