Итак, если у вас ко мне есть дело, промолвил он, прошу быть кратким и говорить по существу. Nec germino bellum. Trojanum orditur ab ovo , вы меня понимаете? прибавил он с испытующим взглядом.
Я внемлю совету Горация, сэр, улыбаясь, ответил я, и сразу введу вас in medias res .
Ранкилер с довольным выражением покивал головой; он для того и ввернул латынь, чтобы меня проверить. Но хоть я видел, что он доволен, да и вообще слегка воспрянул духом, кровь мне бросилась в лицо, когда я проговорил:
Я имею основания полагать, что обладаю известными правами на поместье Шос.
Стряпчий вынул из ящика судейскую книгу и открыл ее перед собою.
Да, и что же? сказал он.
Но я, выпалив заветное, онемел.
Нуте-ка, нуте-ка, мистер Бэлфур, продолжал стряпчий, теперь надобно договаривать. Где вы родились?
В Эссендине, сэр, сказал я. Год тысяча семьсот тридцать третий, марта двенадцатого дня.
Я видел, что он сверяется со своею книгой, но что это могло означать, не понимал.
Отец и мать? спросил он.
Отец мой был Александр Бэлфур, наставник эссендинской школы, сказал я, а мать Грейс Питэрроу, семья ее, если не ошибаюсь, родом из Энгуса.
Есть ли у вас бумаги, удостоверяющие вашу личность? спросил мистер Ранкилер.
Нет, сэр, сказал я, они у нашего священника мистера Кемпбелла и могут быть представлены по первому требованию. Тот же мистер Кемпбелл поручится вам за меня, да если на то пошло, и дядя мой, думаю, не откажется опознать мою личность.
Не о мистере ли Эбенезере Бэлфуре вы говорите? спросил стряпчий.
О нем самом, сказал я.
С которым вы имели случай свидеться?
И которым был принят в собственном его доме, ответил я.
А не довелось ли вам повстречать человека, именуемого Хозисоном? спросил мистер Ранкилер.
Довелось, сэр, на мою беду, сказал я. Ведь это по его милости, хотя и по дядиному умыслу, я был похищен в двух шагах от этого самого города, насильно взят в море, претерпел кораблекрушение и тысячу иных невзгод, а теперь предстал пред вами таким оборванцем.
Вы помянули, что попали в кораблекрушение, сказал Ранкилер. Где это произошло?
Подле южной оконечности острова Малла, сказал я. А выбросило меня на островок по названию Иррейд.
Э, да вы более меня смыслите в географии, усмехаясь, сказал он. Ну что ж, пока, не скрою, все это в точности совпадает с теми сведениями, которые я имею из других источников. Но вас, говорите, похитили? В каком это смысле?
Да в самом прямом, сэр, сказал я. По пути к вашему дому меня завлекли на борт торгового брига, оглушили страшным ударом по голове, швырнули в трюм и кончено, а очнулся я уже в открытом море. Мне было уготовано рабство на плантациях, но по милости господней я избежал этой судьбы.
Бриг разбился двадцать седьмого июня, заглянув в книгу, сказал Ранкилер, а нынче у нас двадцать четвертое августа. Пробел нешуточный, мистер Бэлфур, без малого два месяца. Вашим друзьям он уже послужил
причиной для серьезного беспокойства. И я, сознаюсь, не почту себя в полной мере удовлетворенным, покуда не сойдутся все сроки.
Право же, сэр, мне не составит труда восполнить этот пробел, сказал я. Но прежде чем начать свой рассказ, я бы рад был увериться, что говорю с доброжелателем.
Так получается порочный круг, возразил стряпчий. Я не могу составить твердых суждений, покуда не выслушаю вас. Я не могу назваться вашим другом, пока не буду располагать надлежащими сведениями. В ваши же лета более приличествует доверительность. Вы знаете, мистер Бэлфур, какая у нас есть поговорка: зла боится, кто сам зло чинит.
Не забудьте, сэр, что я раз уже пострадал за свою доверчивость, сказал я. И что меня отправил в рабство не кто иной, как человек, который, сколько я понимаю, платит вам за услуги.
Все это время я понемногу осваивался с мистером Ранкилером и чем тверже чувствовал почву под ногами, тем более обретал уверенности в себе. И на этот выпад, который я сам сделал с затаенной улыбкой, он откровенно расхохотался.
Ну, ну, вы сгустили краски, сказал он. Rui, non sum . Я и правда был поверенным в делах вашего дядюшки, но меж тем, как вы (imberbis juuenis custode remote ) развлекались на западе, здесь немало воды утекло; и если уши у вас не горели, то никак не оттого, что вас тут мало поминали. В тот самый день, когда вы потерпели бедствие на море, ко мне в контору пожаловал мистер Кемпбелл и потребовал, чтобы ему во что бы то ни стало предъявили вашу особу. О вашем существовании я даже не подозревал; а вот батюшку вашего знавал коротко, и, судя по сведениям, коими располагаю (и кои затрону позднее), я склонен был опасаться наихудшего исхода. Мистер Эбенезер признал, что виделся с вами; заявил (хоть это представлялось малоправдоподобным), будто бы вручил вам значительные деньги и вы отбыли в Европу, вознамерясь завершить свое образование, что было и правдоподобно и вместе похвально. На вопрос, как могло статься, что вы не известили о том мистера Кемпбелла, он показал, будто вы изъявили большое желание порвать всякие связи с прошлым. На дальнейшие вопросы о нынешнем вашем местопребывании отговорился неведением, однако предположил, что вы в Лейдене. Таков вкратце смысл его ответов. Не убежден, что кто-нибудь поверил им, с улыбкой продолжал мистер Ранкилер. В особенности же прогневили его некоторые выражения, которые позволил себе употребить я, так что, коротко говоря, он указал мне на дверь. Мы, таким образом, оказались в совершенном тупике, ибо как ни хитроумны были наши догадки, им не было и тени доказательств. И в это самое время, откуда ни возьмись, капитан Хозисон с вестью, что вы утонули; на том все раскрылось; однако без каких-либо последствий, кроме горя для мистера Кемпбелла, ущерба для моего кармана и нового пятна на имени вашего дяди, коих и без того было предовольно. Так что теперь, мистер Бэлфур, заключил он, вы уяснили себе ход событий и в состоянии судить, в какой мере мне, можно довериться.