Нравится вам ваша работа? снисходительно спросил Грифитс-старший.
Да, сэр, то есть, вернее сказать, не особенно, откровенно ответил Клайд. Но это не важно. Для начала, по-моему, всякая работа хороша.
Он думал в эту минуту, что хорошо бы произвести на дядю впечатление человека, способного на нечто лучшее, и, так как Гилберта здесь не было, нашел в себе смелость ответить откровенно.
Вот это правильная мысль, сказал Сэмюэл Грифитс, очень довольный. Я знаю, это не очень приятная часть нашего производственного процесса, но для начала необходимо с ней познакомиться. И, конечно, в наши дни ни в одном деле нельзя выдвинуться сразу, на это нужно время.
Тут Клайд мысленно спросил себя, надолго ли еще его оставят в мрачном подвале под лестницей.
Пока он раздумывал об этом, вошла Майра; она с любопытством взглянула на него и очень обрадовалась, что он совсем не такой незначительный, каким его изображал Гилберт. Она уловила во взгляде Клайда какое-то беспокойство, выражение не то мольбы, не то тревожного испуга, и это ее тронуло; может быть, она почувствовала в нем что-то близкое, свое: она ведь и сама пользовалась не слишком большим успехом в обществе.
Это твой двоюродный брат Клайд Грифитс, Майра, сказал небрежно Сэмюэл, когда Клайд встал. Тот самый молодой человек, о котором я тебе говорил. Моя дочь
Майра, прибавил он, обращаясь к Клайду.
Клайд поклонился и, пожимая холодную, несколько вялую руку Майры, почувствовал, что она отвечает ему более искренним, дружеским пожатием, чем все остальные.
Надеюсь, вы не жалеете, что приехали сюда, приветливо начала она. Мы все любим наш Ликург, но после Чикаго, я думаю, он показался вам довольно жалким. Она улыбнулась.
Клайд, который в присутствии своих именитых родственников держался несколько официально и натянуто, ответил ей церемонным «благодарю вас» и уже готов был сесть, но в это время открылась дверь, и вошел Гилберт Грифитс. (Перед этим на улице был слышен шум мотора, замолкший как раз у главного входа.)
Одну минуту. Додж! крикнул он кому-то в дверь. Я сейчас! Затем, повернувшись к своим, прибавил: Простите, я сейчас вернусь. И быстро направился к лестнице, ведущей наверх.
Через минуту он вернулся и, по обыкновению, бросил на Клайда ледяной, пренебрежительный взгляд, от которого Клайду и на фабрике всегда становилось не по себе. На Гилберте было светлое в яркую полоску пальто для автомобильной езды, перехваченное поясом, черное кожаное кепи и большие кожаные перчатки с крагами, которые делали его похожим на военного. Он сухо кивнул Клайду, сказал: «Здравствуйте», потом подошел к отцу и покровительственно положил руку ему на плечо:
Привет, папа. Добрый вечер, мама! Очень жаль, но я не могу посидеть с вами. Мы с Доджем и Юстисом только что приехали из Амстердама за Констанцией и Жакелиной и сейчас едем к Бриджменам. Но я вернусь к утру. Во всяком случае, буду завтра в конторе. Надеюсь, у вас все в порядке, мистер Грифитс? прибавил он, обращаясь к отцу.
Да, мне не на что жаловаться, сказал отец. А ты, кажется, намерен веселиться всю ночь?
Совсем нет, ответил Гилберт, не обращая никакого внимания на Клайда. Я просто хотел сказать, что если не смогу вернуться к двум, то переночую где-нибудь, вот и все.
Он снова ласково похлопал отца по плечу.
Пожалуйста, не езди так быстро, как всегда, попросила миссис Грифитс. Это вовсе не безопасно.
Пятнадцать миль в час, мама, пятнадцать миль в час, я знаю правила! Гилберт надменно улыбнулся.
Клайд не мог не заметить, каким снисходительным и авторитетным тоном Гилберт разговаривает с родителями. Ясно, что и здесь, как на фабрике, он важная персона, с которой все считаются. По-видимому, он ни к кому, кроме отца, не питает особого уважения. «До чего высокомерен», подумал Клайд.
Должно быть, это великолепно быть сыном богатого человека и без труда, без всякого усилия занять вот такое положение, держаться так гордо, пользоваться такой властью и таким авторитетом. Да, конечно, этот молодой человек смотрит на Клайда свысока и говорит с ним пренебрежительно. Но подумать только: такой молодой и обладает такой властью!
10
Белла не звонила?
Нет еще, сударыня, ответила та.
Тогда скажите миссис Трюсдейл, чтобы она позвонила к Финчли и вызвала Беллу. Пусть она сейчас же едет домой.
Горничная вышла, а все общество проследовало в столовую, находившуюся в том же этаже, рядом с гостиной. Клайд увидел еще одну великолепно обставленную комнату, всю в светло-коричневых тонах; посредине стоял длинный стол орехового дерева, очевидно, предназначавшийся для особо торжественных случаев, вокруг него стулья с высокими спинками. Стол освещали канделябры, расставленные на нем на равном друг от друга расстоянии. В глубине комнаты, в просторной полукруглой нише с окнами в сад, был накрыт для ужина другой, небольшой стол на шесть персон. (Клайд почему-то представлял себе это совсем иначе.) За столом Клайду пришлось отвечать на множество вопросов, главным образом о его семье, о том, как его родные жили прежде и как живут теперь. Сколько лет его отцу? А матери? Где они жили до переезда в Денвер? Сколько у него братьев и сестер? Сколько лет его старшей сестре Эсте? Чем она занимается? А остальные дети? Доволен ли отец своим делом ведь он теперь содержит отель? А чем именно он занимался раньше, в Канзас-Сити? Сколько времени они там жили?