«Неужели есть что-нибудь такое на свете, чего не знает даже Надежда Павловна?» думала иногда Маруся Чугунова, глядя, как зачарованная, на свою учительницу.
И однажды на одном из уроков тайная, несбыточная мечта пришла к ней, мечта, в которой даже Катюшке Зайцевой нельзя признаться, хотя Катюшка и умная сердцем и все, все поймет и никому ничего не скажет.
«Хорошо бы вдруг оказаться ее дочерью, подумала Маруся, глядя на Надежду Павловну. Как бы ей тогда ребята завидовали!
Чугунова, о чем твоя мама будет нам сегодня рассказывать? стали бы спрашивать у нее на перемене. А она еще дома все опыты пересмотрела и сама их научилась делать! Наверно, тогда бы Соня Медведева не очень-то задавалась, что у нее отец летчик... Да, уж такой матери она бы даже посуду мыть не позволяла: все бы за нее сама сделала. А вечером они уходили бы в кабинет... Обе они в серых лабораторных халатиках с перламутровыми пуговками... Надежда Павловна делает опыты, а Маруся ей помогает: отвешивает на маленьких весах необходимые вещества, складывает из фильтровальной бумаги воронки, фильтрует растворы...»
Физический и химический кабинет школы помещался в большой полуподвальной комнате. От цементного пола, от кирпичных стен тянуло сухой прохладой. Было тихо, как в подземелье. Пахло известкой и пылью. Окна были двойные, с решетками и выходили на двор.
Шум улицы почти не достигал подвала. Только иногда цементный пол вдруг начинал дрожать, и дрожь эта передавалась ногам. Это означало, что по улице проносился грузовик.
На полу стояли огромные бутылки в корзинах широкого плетения. Было много застекленных шкафов, да вдобавок еще и большая сводчатая ниша в стене была снабжена полками сверху донизу. И шкафы и открытые полки были заставлены запыленной лабораторной посудой невиданного устройства: таких приборов Надежда Павловна еще ни разу не приносила на урок. Тут были многоэтажные стеклянные воронки-шары высотою около метра; многоэтажные змеевики из стеклянной трубочки; большие фаянсовые чаши и пестики; склянки с тремя горлышками, заткнутые резиновыми пробками с пропущенными сквозь них коленчатыми стеклянными трубочками, и многое, многое другое.
Но больше всего поразила девочек целая связка тонких стеклянных трубок, прямых и высоких, как тростник. Иные из них чуть не достигали потолка.
Надежда Павловна, а для чего вам такие? спросила Маруся Чугунова.
Для чего? А вот сейчас узнаете.
Надежда Павловна взяла из связки одну трубку, надпилила напильничком и отломила. Затем она зажгла спиртовку и, держа отломок серединой в пламени горелки, начала постепенно сгибать его. И удивительное дело стекло гнулось в ее руках, словно воск!
Через минуту вместо прямой трубки оказалась согнутая в виде скобы.
Теперь только узнали девочки, откуда в приборах Надежды Павловны и круглые, и прямоугольные, и змеей извитые трубки: оказывается, она сама их изготовляла из этого длинного и прямого «стеклянного камыша».
А хотите, этот вот отломок можно вытянуть, сказала им Надежда Павловна, которой приятно было, что они дивились ее искусству.
Покажите, Надежда Павловна, хотим!
Тогда она снова так же нагрела отрезок посредине и медленно стала растягивать за концы строго по прямой линии. И вдруг на глазах девочек трубочка стала растягиваться, растягиваться, словно
леденец, вынутый из горячего чая!
Девочка, стоявшая возле Кати Зайцевой, взвизгнула от восторга и укусила ей плечо.
Да ну тебя!.. Вот сумасшедшая! заворчала на нее Катя.
Она поправила на своем вздернутом носу большие круглые очки, отодвинулась так, чтобы подруга могла стать ближе к столу, и сказала:
Ты бы смотрела лучше да запоминала...
Той было, конечно, нечего возразить, но она все-таки сказала протяжно: «Ну!» и повела плечом.
Тем временем трубка вытянулась и истончилась настолько, что оба кончика соединяла теперь лишь тоненькая стеклянная ниточка.
Маруся, закрой колпачком горелку, сказала Надежда Павловна и вслед за этим осторожно переломила, вернее, даже перервала, трубочку: настолько она истончилась.
И, тем не менее, трубочка была не сплошная: в ней, словно в комарином хоботке, виднелся просвет.
Надежда Павловна! вскричала Маруся Чугунова. Я никогда бы в жизни не поверила, что так можно сделать! Я думала, что их только на стекольном заводе могут вырабатывать!..
Надежда Павловна рассмеялась:
Вот видите: обыкновенная спиртовка весь мой завод.
В это время хозяйственная Катя Зайцева повела пальцем по одной большущей колбе, и на запыленном стекле остался след. Ей стало неловко. Однако Надежда Павловна уж заметила след.
Да, да, сказала она, смутившись и покачав головой, ужасно у меня запущено здесь. Прямо-таки стыд... И не знаю, что делать: ни минуты нет свободной... А Васильевна ведь еще ничего здесь не знает: только перепутает мне все...
Надежда Павловна...
Надежда Павловна... сказали одновременно Катя и Маруся и замолкли, почувствовав, что обе хотят сказать одно и то же.
Некоторое время они переглядывались, не зная, которая будет продолжать. Наконец, стало ясно, что говорить будет Катя.
Надежда Павловна, сказала она, и щеки ее стали краснее обычного, можно мы уберем здесь с девочками?