Степанок по обыкновению тотчас же сробел и сказал торопливо:
В сельсовете он, в сельсовете.
Потом придвинулся к Глебке и заговорил, понизив голос:
Сказывают, на станции ночью больно горело. А я, понимаешь, такое дело, спал, не слыхал. Вот ведь. Ты был на пожаре-то?
Ага, кивнул Глебка и, отмахнувшись от дальнейших расспросов Степанка, побежал в сельсовет.
Сельсовет помещался в нижнем этаже большого кулацкого дома. Хозяину дома Мякишеву пришлось потесниться и довольствоваться отныне одним вторым этажом.
Василий Квашнин действительно оказался в сельсовете, и Глебка передал ему записку отца. Квашнин прочитал её и, вздохнув, почесал затылок. С конями в деревне дело обстояло очень плохо. Коней получше взяли для армии ещё в четырнадцатом году, когда началась первая империалистическая война. Брали и позже в пятнадцатом и шестнадцатом. Совсем недавно провели реквизицию лошадей белогвардейцы. Часть скота пала из-за бескормицы. Кони сохранились по большей части у кулаков. Вот почему, прочтя записку Шергина, Квашнин долго прикидывал, как ему быть, и, наконец, решительно завернул во двор Мякишева.
Мякишев коренастый, крепкий старик с рябым от оспы лицом и злыми медвежьими глазками как раз стоял на пороге конюшни и встретил сельсоветчика насторожённым недобрым взглядом. Выслушав просьбу Квашнина о подводе, Мякишев сердито буркнул:
Нет у меня для тебя коней.
Квашнин сказал хмуро:
Конь не для меня надобен. В коне срочная нужда по государственному делу.
Смотри, пожалуйста, какой государственный человек сыскался, насмешливо скривился Мякишев.
Из-за пустого поперёк идёшь, Андрей Нилыч, сказал Квашнин, стараясь сдерживаться, но Глебка видел, как покраснели его впалые щёки, как руки сжались в кулаки. Только и всего, что в волость сгонять.
Ах, сгонять! взорвался Мякишев, злобно брызгая слюной. Ты пойди наживи сперва своего коня, а потом и гоняй. Больно вы охочи до чужого добра, голодранцы. То молотилку вам давай, то зерно в чужих амбарах считаете, то теперь коня. Думаете уж так и не найдётся на вас управы. Постойте. Недолго уж, недолго
Мякишев красноречиво повёл короткопалой рукой в сторону леса, из-за которого слышались выстрелы.
Хватит, сказал Квашнин с злобной хрипотцой в голосе. Хрен с тобой, кулацкая твоя душа. Задавись со своим конём.
Он плюнул под ноги Мякишеву и пошёл со двора. За воротами он сказал Глебке:
Вот ведь каково с ними жить, с кулачьём. Он с шумом вздохнул и прибавил: Ты тут подожди. Добуду я тебе коня. Душа с них вон, а добуду.
Он ушёл, а через четверть часа подъехал на телеге, запряжённой плохоньким гнедым меринком.
На, сказал он соскакивая с телеги. Владай. Когда надобность минет, обратно пригони. Да гляди, шибко не езди, меринок слабосильный.
Понятно, кивнул Глебка, стараясь говорить густым голосом, каким говорил отец.
Он взобрался на телегу и стал подбирать верёвочные вожжи. Квашнин следил за каждым его движением, и морщинки озабоченности, прорезавшие его лоб, понемногу разгладились.
Справный мужичок. Сколько же тебе годов?
Тринадцать, сказал Глебка важно.
Ну, ну, усмехнулся Квашнин, и сухая тёмная его рука ласково легла на Глебкино колено. Значит, скоро на свадьбе у тебя погуляем. Валяй, валяй, расти. Большие, брат, дела нас с тобой ожидают.
Он заулыбался, потом махнул рукой, и Глебка тронулся в путь, Буян бежал обочиной, изредка оглядываясь на плетущегося ленивой рысцой меринка. Когда Глебка доехал до сторожки, отец уже был дома и возился в сенцах с патронными ящиками. Увидев сквозь отпертые двери подъезжавшего Глебку, он крикнул:
Молодец, парень. Давай грузись!
Вдвоём они быстро погрузили на подводу винтовки и патроны. Потом отец прикрыл их рогожками, закидал травой и, взявшись за вожжи, сказал.
Постараюсь к завтрему назад, но, впрочем, как выйдет. Может и замешкаюсь. Ты сбегай на станцию к Рузаеву Ване, телеграфисту. Он тебе мой паёк выправит. Он всё знает.
Батя, сказал Глебка просительно. Я с тобой тоже. А? Я б тебе разгрузиться подмог.
Нельзя, сказал отец строго. Такие дела, что никак тебе со мной нельзя.
Отец потрепал Глебку по плечу и прыгнул в телегу.
Смотри не озоруй. Да не скучай. Скоро свидимся. Жди.
Ладно. Буду ждать, отозвался Глебка, насупясь.
Отец хлестнул меринка по боку верёвочной вожжой, и тот, неторопливо затрусил по схваченной утренником дороге.
Глебка стоял и смотрел ему вслед. На душе его было неспокойно. Буян стоял рядом с ним и, навострив уши, тоже смотрел вслед удаляющейся телеге. Вот всё глуше цокот копыт и трескучий грохоток колёс. Вот всё меньше становится и меринок, и телега, и отец. Вот скрылась подвода за поворотом А Глебка всё стоял и смотрел на то место, где ещё минуту тому назад был отец, махнувший на прощанье рукой.
ГЛАВА ПЯТАЯ. СТОЯТЬ НАСМЕРТЬ!
Шергин, как и все местные коммунисты, не знал в эти дни ни минуты покоя, ни часу отдыха. Едва приехал он в волость с винтовками и патронами, как стало известно о критическом положении в районе станции Приозерской.
Оставив оружие волисполкомовцам, Шергин поехал в уком, а потом с поручениями укома, членом которого состоял, помчался в объезд двух соседних волостей для организации помощи Красной Армии.