Естественно гансы сразу прилегли отдохнуть, не все, конечно, но большая часть. Нет, упали-то все, но кто-то упал сам, а кого-то уронило. Это только в плохом кино показывают, что когда бойцу в грудь попадает винтовочная пуля, он делает пару-тройку шагов вперёд и, успев крикнуть «Я умираю товарищи, отомстите за меня, вперёд, за Сталина и», а потом падает головой на запад, а ногами на восток. И неважно, в какую сторону он бежал, главное упал правильно. В жизни получалось немного не так. От удара пуль, тела опрокидывало, как бог на душу положит, кого назад, кого вбок, всё зависело от места имения. С шестисот метров в оптику, я это отлично видел. Миномёт стоял готовый к стрельбе, и мы ждали сигнала командира стрелковой роты на открытие огня, поэтому и смотрели во все вооружённые глаза, выискивая и засекая наиболее вкусные цели. Как всегда ракета взлетела неожиданно. И больше я уже ничего не видел, кроме прицела своего миномёта, а только слышал команды.
Расчёт к бою!
По пулемёту Четыре снаряда беглым Огонь!.. Стой!
По пехоте Осколочным Заряд третий Прицел Угломер Стой!
Левее 005. Один снаряд Выстрел!..
Стой! Заряжающему доложить о расходе боеприпасов Оправиться
В изнеможении приваливаюсь к стенке траншеи и, утвердившись на пятой точке, с наслаждением вытягиваю ноги. Вобля! Нубля! Окакбля!.. Затёкшие от долгого пребывания в неудобном положении конечности начало колоть как иголками, а когда прошли мурашки, меня наконец-то отпустило. Ляпота-а-а!..
Что, сержант, устал? Спрашивает взводный.
Ноги затекли, а ещё бы пожрать не мешало. Много мы хоть навалили? Товарищ лейтенант.
Два ротных миномёта, четыре пулемёта и около взвода солдат противника.
Славная была охота, с интонацией питона Каа
констатирую факт я.
В укрытие! Неожиданно раздаётся окрик командира, и под свист мин я уже лечу в наш блиндаж.
Огневой налёт в этот раз длился минут десять, и стреляли точно по нам, видимо засекли позицию миномёта. Хоть порох и называется бездымным, но надымили мы прилично, так что не засечь нашу стрельбу, мог только слепой. Мне показалось, что прошло не меньше часа, прежде чем наступила тишина, и мы смогли выбраться наружу. Да уж. Потрудились немецкие канониры на славу. Снега вокруг не было от слова совсем, и вся поверхность испятнана воронками. Были и прямые попадания в траншею, а также в ход сообщения. Но «дубовая крепкая дверь с засовом», как в домике самого умного из поросят, выдержала и не пустила осколки внутрь. Амбразуры для пулемёта мы также позатыкали всем, чем можно, да ещё присыпали землёй. С тремя верхними накатами, 81-мм мины тоже не могли ничего сделать, хотя прямые попадания в «домик» случались, и земля периодически сыпалась на головы и плечи.
Ну, я же вам говорил, что «дом поросёнка должен быть крепостью», а кому-то лишнюю лопату земли было лениво бросить. А, Рафик? Это ж надо было додуматься, взять, и заткнуть амбразуры дохлыми фрицами. Видел я извращенцев, но таких как ты, поискать.
А чего, Рафик? Как что сразу Рафик. Командира сказала заткнуть амбразура, моя заткнула.
Махмуд! Я тебя точно сгною у логопеда. Командир он.
Э, слюшяй, какая разница. Командир он, командира она.
Тьфу ты, чёрт нерусский. Ладно, приберёшь тут всё. Федя, проверь пулемёт. Макар, к миномёту. Гусята собрать и проверить боезапас. Озадачив личный состав, осматриваю миномёт, и не найдя видимых повреждений, иду докладывать взводному.
Товарищ лейтенант, личный состав потерь не имеет, орудие осмотрено и к бою готово. Мы стрелять ещё будем?
Пока нет, пусть думают, что нас накрыли. Тем более мин мало, а атаку отбили.
Хорошо. Я тогда погляжу, что к чему. Достаю оптический прицел и присоединяюсь к Гервасу. Прицел я нашёл в дзоте, когда вытащив тушки его бывших хозяев, мы прибирались в помещении. Пушкари сработали на отлично, осколочный рванул прямо в амбразуре, раскурочив пулемёт и убив весь расчёт. Пехотинцы, пробежав по верхушкам и похватав пистолеты, особо шарить не стали, да и шарить тут было не очень. Кровь, мозги по стенам, и прочие неприятные последствия и запахи, да ещё в темноте, не очень способствовали тщательному осмотру помещения. У нас же выбора не было, и пришлось наводить порядок. Отсюда все дополнительные бонусы и плюшки.
Атаку противника на флангах батальон отбил, и теперь остатки двух немецких рот отступали. А миномёты, отработав по высоте, принялись гвоздить по переднему краю нашей пехоты. Совмещая два в одном, прикрывая отход своих, и проводя артподготовку перед повторной атакой. Которая и началась, практически с последним разрывом мины. Теперь фрицы наступали в центре, но как-то вяло, без огонька. Отделения передвигались короткими перебежками, подолгу залегая в снегу, и накрывая стреляющие огневые точки наших, перекрёстным огнём нескольких пулемётов и ротных миномётов. На атаку и захват плацдарма такая тактика походила мало, а вот потери среди наших бойцов росли. Да и моральную составляющую нельзя было исключать. Раненые, которые потянулись в тыл мимо нашей позиции с левого фланга, эйфорией не страдали, и это после успешно отбитой атаки. А что говорить про тех, кто находился под непрерывным прицельным огнём пулемётов и миномётов. Точку в странной атаке немцев поставил наш командир роты, коротким огневым налётом по неприятелю. На длинный не хватило денег, а главное боеприпасов. Связист, наконец-то выполнил свою основную миссию, устранил порыв телефонного кабеля, и батарея точно отстрелялась по цели. И походу отстрелялась во всех смыслах, потому что мины кончились. О чём и поведал нам Огурцов, придя на позицию, после успешного отражения атаки.