Обстановка на фронте в конце 1917 г. была крайне сложной в связи с переплетением здесь интересов различных политических сил . Шел процесс украинизации войск фронта путем создания армейских рад (советов) и фронтовой рады, параллельно большевики и их союзники формировали сеть Военно-революционных комитетов (ВРК) в корпусах и армиях, а также фронтовой ВРК, солдаты из великорусских губерний стремились вернуться домой, ряд офицеров штаба фронта были настроены антибольшевистски и антиукраински. За контроль над штабом фронта боролись ВРК и представители украинской Центральной рады. Центральная рада стремилась сосредоточить на фронте украинизированные части, для чего содействовала отправке по домам тех войск, которые украинизироваться не собирались, в частности казачьих дивизий, перебрасывавшихся на Дон. Попытки временно исполняющего должность главнокомандующего армиями фронта генерала Н.Н. Стогова сгладить конфликт с украинцами результата не дали. Украинские власти рассчитывали разоружить войска без борьбы, однако реализовать этот замысел в полной мере не удалось в связи с сопротивлением большевиков, происходили в том числе боевые столкновения. Конфронтация дезорганизовала железнодорожное сообщение, в результате чего на фронте начался голод.
Махров вспоминал о событиях января 1918 г. в штабе фронта в Бердичеве: «Я постоянно был в контакте с Генерального штаба подполковником Махиным, который был начальником службы связи в штабе фронта и находился в дружеской близости с комиссарами, комитетами и вообще с революционным элементом. Он меня постоянно держал в курсе дела и обещал, как наступит критический момент, не только предупредить меня, но заехать за мной, чтобы вывезти из Бердичева меня с женой.
Еще в первой половине января он как-то зашел ко мне и просил меня сделать распоряжение дежурному генералу о выдаче Махину определенной суммы денег для оплаты добавочным жалованием шоферов и других чинов его отделения. Когда я прочел его доклад, он мне показался вполне логичным, но отпуск таких денег не был предусмотрен законом. Я это ему заметил, на что он, улыбаясь, ответил: Но это нужно по моменту дня. Я понял, что в это подлое время ему нужно было сохранить за собой расположение шоферов, которые и без того ему верно служили.
Если так, ответил я, то суди меня Бог и военная коллегия, и подписал бумагу.
Это было сделано, говоря на тогдашнем жаргоне, по революционной совести
Махина я хорошо знал. Он был одним из моих подчиненных в штабе 8-й армии Брусилова в 1914-[19]15 [гг.], где я его познал как выдающегося офицера Генерального штаба, неутомимого работника, точного и исполнительного, человека с большой инициативой, со страшной силой воли и безумной отваги. К тому же Федор Евдокимович был очень хороший товарищ, человек благородной честной души. Мы с ним подружились, и я чувствовал, что в его лице я имею верного, преданного мне друга» .
Дальнейшие события в штабе фронта, по воспоминаниям П.С. Махрова, развивались следующим образом: «17 января на другой день после сдачи мной должности выбранному украинской фронтовой радой штаб[с]-ротмистру Кудре заехал ко мне на квартиру полковник Махин. Он был в штатском платье и, как всегда, в самом прекрасном
настроении духа, как будто на фронте не было ни большевистских безобразий, ни украинских выступлений, ни разбоев, ни разбивания винокуренных заводов и хаоса самочинной демобилизации Ну вот, Петр Семенович, почитайте приказ Головного Отамана Юго-Западному фронту, - сказал Махин, весело улыбаясь.
Ну что? Красота! Этот прохвост Кудря и дурак, и подлец! сказал Махин и дальше нарисовал картину деятельности украинцев на фронте. Они как дети захлебываются от радости своей полноты власти и как природные изменники изыскивают способы по их методу, что не тот казак, що победиу, а той що выкрутиуся. Вот теперь они виляют хвостом пред большевистскими делегатами на фронте. Между тем у них нет ни одного человека, понимающего их ужасное положение. Большевики самое большее чрез дней десять займут и Киев и Бердичев.
В этот день Федор Евдокимович обещал мне, что как только он почувствует, что больше нам оставаться в Бердичеве нельзя, то он заедет ко мне, чтобы нам уехать в Житомир, где теперь он ведет подготовку организации дальнейшего нашего следования. Между прочим, он отметил, что его шофер верный ему человек и что в Житомире у него есть надежные люди» .
Отъезд из Житомира, по свидетельству Махрова, случился 30 января, после того как красные заняли Киев и Коростень. Махров вспоминал: «Федор Евдокимович Махин предупредил меня, чтобы мы были готовы к 12 часам дня к отъезду в Житомир.