Контрреволюционное офицерство, составляя значительную часть старого офицерства, создает условия ожесточенной и справедливой вражды и ненависти рабочей массы к его заговорщическим элементам и подозрительного недоверия к офицерству вообще. Я думаю, близок час, он, может быть, уже наступил, когда нам придется это фрондирующее, становящееся на дыбы офицерство обуздать железной уздой» . В этих словах не только тревога Троцкого в связи с отмеченным явлением, но и недвусмысленная угроза репрессий, которые в отношении офицерства активизировались осенью 1918 г.
После перелома в Гражданской войне в пользу красных риторика несколько изменилась. В своем выступлении конца 1919 г. Троцкий дал более обобщенную и взвешенную оценку изменам военспецов как явлению: «У нас оказалось немало предателей и изменников, немало случаев перехода бывших офицеров в лагерь врага. Приливы и отливы были в этом процессе и у нас, происходил сложный естественный и искусственный отбор, в котором играло роль много факторов, а прежде всего, самый ход военных операций, наши неудачи и удачи, наше международное положение» .
В циркулярном письме ЦК РКП(б) от 14 июля 1919 г. об укреплении Красной армии прямо говорилось: «Военные специалисты
нужны нам для армии, и военных специалистов мы будем привлекать и впредь. Нет ничего вреднее, как недомолвки и неясности в этом больном вопросе. Из числа офицеров за полтора года путем естественного отбора выделилась группа военных деятелей по большей части, которые с преданностью и самоотверженностью служат делу рабоче-крестьянской России. Но нельзя забывать и о том, что большинство так называемых военных специалистов принадлежит к другому, враждебному нам классу, что буржуазия стран Согласия (Антанты. А.Г) систематически подкупает и развращает этих военных специалистов. В момент, когда на том или другом фронте неудачами наше положение поколеблется, иногда начинаются эпидемии измен со стороны военных специалистов. События на Красной Горке, в Кронштадте и на Петроградском фронте вообще показали, как широко развита измена известных кругов военных специалистов. Закрывать на это глаза было бы величайшим преступлением. Чем большую власть мы в интересах дисциплины отдаем командирам воинских частей, тем больше обязаны мы в оба следить за их политической лояльностью. Надо по всей России создать положение, при котором всем военным специалистам было бы ясно: те из них, которые честно служат рабоче-крестьянской России, тем честь и место, но кто идет к нам с камнем за пазухой, кто пытается использовать свое пребывание в армии для организации контрреволюционных ячеек, тем беспощадный красный террор» .
Политработники 3-й армии Восточного фронта осенью 1918 г. жаловались в ЦК: «У нас нет ни одной дивизии, в которой не было бы случаев измены» . Командующий советским Южным фронтом А.И. Егоров отмечал, что «наряду с многочисленной группой честно решивших работать в рядах новой революционной армии, связавших свою судьбу с пролетариатом, находилось немалое количество колеблющихся, случайно или под давлением различного рода обстоятельств попавших в армию, стремившихся при первом удобном случае изменить и перейти на сторону белых или же проводивших свою изменническую работу тайно, продолжая оставаться в рядах Красной армии» . И конечно, наиболее тяжелые последствия могла повлечь за собой измена на самом верху.
Еще в 1920-е гг. бывший советский главком С.С. Каменев отметил: «В этой же теме (командного состава Красной армии. А.Г) не обойтись и без освещения печальных страниц истории предательства и перебежек части командного состава из строевого офицерства. Эти страницы истории замалчивать нельзя, так как случаи были далеко не единичные и по своим последствиям очень болезненные для Красной армии. На этом фоне предательства представители другой части старого офицерства, честно выполнявшего свою работу и оправдавшего доверие рабочих и крестьян, будут ярче отмечены как активные участники революции» .