По воспоминаниям Махрова, «в оперативном отделении бессменно находился капитан [П.А.] Кусонский помощник начальника отделения полковника [А.А.] Ткаченко. Два других офицера Генерального штаба: штабс-капитан [Л.В.] Костанди и подъесаул Махин дежурили на телефонной станции, находившейся рядом в бывшей кухне, примыкавшей к комнате оперативного отделения, служившей раньше столовой» .
По характеристике Махрова, Махин «был исключительно талантливый офицер, умевший разбираться в обстановке, очень добросовестно относившийся к службе, точный и исполнительный. К тому же он обладал могучим здоровием. Для него не спать две-три ночи подряд не имело никакого значения. Он был выше среднего роста, широкоплечий, грудь колесом, с лицом типично казачьим, с небольшой рыжеватой бородой, такими же усами и густыми волнистыми волосами на голове.
Голубые глаза его светились умом, юмором и добротою. Когда он смеялся, обычно от души, рот его обнаруживал замечательной белизны большие красивые зубы. Он отличался удивительным спокойствием и считал Брусилова и Ломновского паникерами. Сам же он в самую тяжелую минуту находил выход из положения, часто предлагая остроумную перегруппировку войск и маневр вместо затыкания дыр, что было присуще Брусилову» .
В другой характеристике Махров отметил: «Во время войны он попал в штаб 8й армии ко мне в оперативное отделение, будучи в чине подъесаула, и с тех пор судьбе угодно было нам служить вместе до конца войны. По внешности он был типичный казак-оренбуржец. Выше среднего роста с рыжеватой бородой на круглом свежем красном лице. Он был грузный и полный, обладал могучей физической силой. Несмотря на свою полноту, Махин был очень подвижен и слыл замечательным наездником» .
Штабная молодежь скептически относилась к старшим офицерам, и прежде всего к самому командующему армией генералу А.А. Брусилову. Махин даже завел особое дело под названием «Сатирикон», в которое подшивал казавшиеся штабным офицерам забавными документы Брусилова. П. С. Махрову запомнился документ, рассылавшийся командирам корпусов, включавший «ряд указаний, как следует действовать при атаке противника в предстоящем контрнаступлении. Подобные инструкции периодически посылались Брусиловым старшим войсковым начальникам. По существу, это были всем известные азбучные истины, но облеченные в витиеватую форму и снабженные выражениями: наиэнергичнейше, до неприступности и т. д.
В оперативном отделении такие приказы Брусилова юмористами капитаном Махиным и Костанди были окрещены названием очередное поручение воину перед боем.
Писались они или самим командующим армией, или по его приказанию Ломновским и Стоговым, которые проекты их творчества представляли Брусилову на утверждение. Так было и в данном случае с наказом, составленным Стоговым» .
О настроениях в штабе свидетельствует и другой пример. Служивший там же капитан Л. В. Костанди на вопрос П.С. Махрова о ходе дел в армии ответил: «Старушка барахтается в объятии злодея» . Под старушкой подразумевалась 8-я армия, а под злодеем Брусилов.
Над одним из написанных эзоповым языком писем самолюбивого Брусилова в штаб фронта «офицеры Генерального штаба хохотали самым беззастенчивым образом, а капитан Махин потирал руки от удовольствия, имея возможность подшить этот документ в дело исторического архива под названием Сатирикон» .
Недовольство молодых офицеров было небезосновательным. Связано оно со странностями командования армией Брусиловым и его окружением, с угодливостью командующего перед вышестоящими, с игнорированием предложений офицеров и с несоответствующими задачами, которые им порой поручали. К примеру, Махину однажды поручили перевозить лошадь барона К.-Г.-Э. Маннергейма .
Офицеры возмущались помпезными встречами, которые Брусилов готовил в штабе армии для императора или для своих родственников. Работников штаба интересовали причины выдвижения Брусилова. «В конце концов, приходили к заключению, как это предполагал капитан Махин, что карьере Брусилова мог оказать содействие вел[икий] кн[язь] Николай Николаевич, выдвинувший этого лукавого царедворца еще в мирное время с должности начальника Офицерской кав[алерийской] школы начальником 2-й гвардейской кав[алерийской] дивизии» .
Своими оценками штабные работники делились с товарищами по службе Генерального штаба, приезжавшими с передовой. Одним из них был будущий вождь Белого движения на Юге России генерал А.И. Деникин. Как вспоминал П.С. Махров, «мы офицеры оперативного отделения очень любили Деникина. Он часто приезжал к нам в штаб, заходил запросто в наш вагон поезда, чтобы отдохнуть после боев, и по нескольку часов непринужденно, просто, беседовал с нами, как товарищ по мундиру Генерального штаба.