Готовы? его голос прозвучал чуть громче плеска волн о борт корабля.
За спиной раздался характерный скрип сапог. Капитан Николаев, его верный «левый клинок», стоял по стойке «смирно», поправляя темляк на изогнутой кавказской шашке.
Третий егерский в полном составе, ваше превосходительство. Ждут только приказа.
Маскальков медленно провел ладонью по лицу, ощущая щетину, пробивающуюся сквозь пороховую копоть. В трюмах в сейчас замерли пятьсот человек лучшие из лучших, прошедшие ад Силистрии и Альмы. Они не знали, что идут не просто в бой они шагают в историю.
Пора.
Посыпались команды. По сходням десантники бегом покидали трюмы. Первые шлюпки коснулись воды с едва слышным плеском. Гребцы в основном черноморские рыбаки, призванные по мобилизации обернули весла мешковиной. Вода вспенивалась молочно-белыми кругами, растворяясь в предрассветной мгле.
Тише, черти, тише прошипел боцман Семенов, рекрут с Урала с лицом, изборожденным оспой.
На берегу, у каменных укреплений Галатской башни, турецкие часовые дремали, прислонившись к старинным генуэзским стенам. Лишь один, молоденький рекрут в нелепо большой феске, нервно курил трубку, обжигая пальцы. Именно он, обладая молодым острым слухом, услышал команду на русском, которого не понимал:
Первая цепь вперед!
Но когда третья шлюпка уже подходила к деревянному причалу, из темноты раздался пронзительный лай. Цепной пес, привязанный у таможенного склада, рванул поводок.
Черт возьми!
Выстрел снайпера с «Громовержца» срезал часового, но было поздно в ночи зазвучали тревожные крики на турецком.
Маскальков шел в головном дозоре, ощущая, как сапоги вязнут в вековой грязи константинопольских переулков. Его группа двадцать отборных бойцов двигалась к телеграфной станции, установленному англичанами важнейшему узлу связи.
Капитан Остервен, полковник повернулся к австрийскому добровольцу, который не был согласен с политикой своего правительства и потому примкнул к русской армии, ваши люди к арсеналу. По сигналу ракеты.
Тот лишь кивнул, поправляя медальку, которую носил еще со времен службы в армии Габсбургов. Неожиданно из-за угла вывалилась пьяная тройка башибузуков. Один, с кривой ятаганной саблей наголо, сразу бросился вперед.
Ваше прево
Выстрел Елисея, молодого донского казака, прозвучал как хлопок пробки. Нападающий рухнул, сраженный пулей в переносицу. Маскальков благодарно кивнул и скомандовал:
Не задерживаемся!
Тем временем капитан Николай Семенович Львов вел свою роту к угольным складам. Его люди, обливаясь потом, тащили бочонки с порохом, обмотанные бикфордовым шнуром.
Левее, левее шептал он, прижимаясь к стене караван-сарая.
И тут из окон второго этажа брызнул пулеметный огонь. Это было что-то новенькое у турок. Видать, французы завезли свои митральезы системы Реффи!
Ложись!
Но две пули уже нашли свою цель. Львов покачнулся, хватаясь за окровавленный живот.
Капитан!
Елисей, тоже шедший в головном дозоре, бросился назад, но капитан уже оседал на колени, его пальцы судорожно сжимали медальон с портретом жены.
Марфе скажите
Кровь хлынула горлом, заглушая последние слова.
Полковник, подоспевший на выстрелы, наклонился над телом. В его глазах вспыхнуло пламя застарелой ненависти русского воина к турецким подонкам.
Они заплатят. За все.
И этот миг, со стороны Босфора заговорили пушки. Нахимов дал десанту спокойно высадится и только тогда приказал открыть огонь. Причем не только по городу. Ну что ж, правильно. Чем больше огня и вызванного им хаоса, тем сильнее будет паника у противника. И теперь турки действительно заплатят за все.
Ваше превосходительство! к Маскалькову подбежал запыхавшийся адъютант. Французы! Кажется, целый батальон!
Полковник стиснул зубы. Галлы вышли из войны, говорите Первоначальный план рушился противник оказался не так уж и не готов. Похоже, на заранее заготовленную ловушку. Нет, он, Антон Иванович Маскальков, не станет зазря класть солдатиков. Не тому его учил Алексей Петрович Шабарин. Подчиненных следует беречь в первую голову, а все остальное можно отложить, если обстановка позволяет.
Сигнал к отходу!
Но в этот момент земля содрогнулась от нового взрыва это рванул пороховой погреб на старом турецком линейном корабле «Махмудие». Константинополь озарился багровым заревом, будто сам ад раскрыл свои врата.
Пожар распространялся из гавани на город. От взрывов пылающие головешки разлетались окрест, падая во дворы глинобитных домов и поджигая все, что может гореть. Доставалось кораблям и русской эскадры, но специальные пожарные команды были начеку.
Багровое зарево разорвало ночное небо над Золотым Рогом, осветив древние стены Константинополя зловещим мерцанием. Один за другим, словно в адском каскаде, взрывались пороховые склады в арсенальном квартале.
Грохот сотрясал мостовые, выбивая стекла в византийских дворцах. Над гаванью взметнулся столб пламени высотой с минарет это сдетонировал главный арсенал. Полковник удовлетворенно кивнул. Заранее посланные им диверсанты все-таки смогли проникнуть в него.
Маскальков прикрыл лицо рукой от ослепительной вспышки. Горячий ветер донес до него запах горящей пакли, расплавленного металла и жареного мяса. Где-то там, в эпицентре огненного смерча, горели живые люди турецкие матросы, не успевшие покинуть свои корабли.