Бах-бах-бах! менее чем в версте раздались выстрелы.
Значит, всё правильно, значит, не подвели! И теперь, сколько бы мятежных стрельцов ни находилось у ворот, мы должны их одолеть и рассеять.
На руку нам играло и то, что другие бунтовщики, которым удалось спастись от скоротечного боя рядом с усадьбами, будут теперь сеять панику. То, что мы уже используем артиллерию в условиях городского боя, уничтожит почти всякую надежду на спасение у бунтовщиков.
Первая линия, готовься! Вторая линия, готовься! командовал я, когда мы собирались выйти на просторы у восточной части Кремля.
Тут противник не мог держать большое скопление своих сил. У Боровицких ворот с двух сторон были высажены достаточно густые палисады, и пространство здесь было не столь и широко.
Безусловно, если бы использовался рассыпной строй, а противник был вооружён если не автоматами, то хоть бы пистолетами, палисад с его деревьями и кустами превратился бы как раз в отличную позицию. Но бунтовщики никогда не видели такого способа противостоять противнику.
Приказав стрельцам выйти из узкого дефиле, я даже не стал дожидаться, когда все бойцы изготовятся к стрельбе.
Пали! скомандовал я.
И лишь половина стрельцов выжала спусковые крючки. Другая половина просто-напросто растерялась, не успела сообразить. Но и они достаточно быстро взяли себя в руки и уже вразнобой разряжали свои мушкеты.
Возможно, и нужно было дождаться, когда линия изготовится к бою. Но я упирал даже не столько на необходимость поразить живую силу противника, сколько на психологический эффект.
Вылетели конные стрельцы. Причём как со стороны ворот, так и глебовские. Стремянные расчищали для нас пространство, не увлекаясь, как и было договорено, боем.
А вереницы повозок всё шли и шли. И вот уже первая скрылась за вратами.
Казалось, всё идёт относительно гладко, хотя я видел, что были потери среди аерных нам стремянных. Выстрелы звучали не так часто, но и бунтовщики отстреливались. Вот только проблемы выходили с пушками грозной артиллерии пока не было видно. Явно Алексей Дробатый отставал.
И тут два варианта развития: или усилить охрану пушек и иметь дополнительные потери, так как бунтовщиков всё равно много, и напасть на отстающих они могут; или же нарочно испортить пушки, чтобы они не достались врагу, и всем устремиться под защиту кремлевских стен.
Нет, пушки нам нужны!
Дядька Никанор, бери свою сотню и отправляйся на помощь боевым холопам! скомандовал я.
Десятник, которого я всё-таки поставил на сотню, посмотрел на меня печальными глазами, но пошёл выполнять приказ. Мне даже показалось, будто бы он со мной прощался.
Бах-бах-бах! прозвучали выстрелы со стороны бунтовщиков.
Сразу с десяток стремянных вместе со своими конями завалились на брусчатку Красной площади. Бунтовщики стреляли издали, потому и залп у них вышел не особо слаженный, и ряд пуль пошёл в молоко. Но теперь-то конные должны достать тех, кто в них стрелял.
Сотня, стройся в линию! командовал я, разворачивая стрельцов в нужную сторону, пока по фронту к обидчикам стременных.
Удивительно, но не все стрельцы знали право-лево. Не говоря уже о том, что я велел им построиться по фронту на запад.
И тут я увидел: когда пушки уже были в метрах двухстах от ворот, к ним устремились два отряда бунтовщиков. Сотни три, не меньше.
Почему-то перед глазами стоял тот прощальный взгляд Никанора, словно он угадал такой поворот. Нет, с этим дядькой я прощаться не хочу! Он мне поддержка, да и мудрый. И отец он мой крёстный.
Не дам погибнуть, не допущу!
За мной! прокричал я, направляясь на усиление к пушкам.
В правой руке шпага, в левой пистолет. Я бежал, опережая свою сотню.
Стрельцы, что шли наперерез пушкам, даже не пробовали выстраиваться для стрельбы. Злые бородатые мужики с огромными топорами наперевес. Бердыши выглядели устрашающе.
Бах! стреляю я в толпу бунтовщиков.
Бах-бах-бах! разряжают свои пистолеты боевые холопы князя Ромодановского.
Вперёд, братцы! кричит дядька Никанор и с саблей над головой устремляется вперёд, на мятежных стрельцов.
Меня же будто бы не замечают. Так что я подбегаю
к первому бунтовщику и колю его шпагой в голову. Лезвие встречает небольшое сопротивление, а после клинок входит, будто в пустоту. Резко выдёргиваю шпагу и тут же колю другого противника, уже в грудь.
Вжух! летит прямо мне в голову бердыш.
Лезвие грозного оружия отражает луч солнца и чуть было не ослепляет. С трудом я успеваю сделать шаг назад.
Вжух! этот же стрелец делает новую попытку достать меня.
Он работает бердышом, словно оглоблей. И, как ни странно, выходит весьма эффективно. У меня не получается у нему подступиться.
По-моему, уже в третий раз мимо меня пролетает бердыш. И вот тут уж мощного и умелого стрельца чуть повело в сторону следом за своим тяжёлым оружием.
И-ух! на выдохе я колю его в грудь.
Не успеваю вынуть шпагу она остаётся в теле умирающего бунтовщика. Но тут догоняет моя сотня и с ходу врубается в сечу.
Бунтовщиков оттеснили на метров пять, и теперь я смог извлечь из тела убитого стрельца свой клинок. Тут же вижу в его недвижной руке пистолет. Проверяю заряжен.