Ясно. Значит, не писали.
Сколько ещё заболевших? беру кусок мягкого серого хлеба и небрежно ломаю.
Не кроши, отдёргивает меня мама и проводит пальцами по губам. Пятеро. Только дети это так странно.
Ещё двое умерло, жёстко говорит отец, словно пытаясь отсечь мою надежду на выздоровление сестры. Доктор сказал, что Лия очень слаба.
Демоны Преисподней, я знаю! А хочу знать совершенно другое. Как, чистилище вас раздери, ей помочь?!
Ты светишься, плохо скрывая испуг, шепчет мать.
Хватаюсь за щеку и выдыхаю.
Мы можем обратиться в столицу.
Нужны деньги, обрывает отец.
Но у нас же есть. Сумма приличная и
Это на твою учёбу! отец не выдерживает и бьёт кулаком по столу. Даже в столице, у аристократов, дети редко рождаются с даром! Нас благословила сама Лилит не иначе, дала шанс вырваться из этой помойки. Учись и оправдывай ожидания.
В груди стремительно разгорается ярость. Она рвётся наружу, желая уничтожить всё на своём пути, нервы дёргает импульсом С трудом получается побороть опасную вспышку и сцепить зубы.
Как вы можете думать о деньгах, когда собственная дочь умирает? роняю недоумённо и осекаюсь. Отец сверлит меня предостерегающим взглядом, мать испуганно прижимает кружевной платок ко рту.
Ты не умнее других, Стеша, цедит он и выходит из-за стола. Думаешь, никто не пытался? Детей съедает неизвестная зараза и мы, к сожалению, бессильны. Все способы перепробовали до нас десятки родителей, что потеряли своих детей.
Значит, не все, шевелю онемевшими губами, отказываясь верить, что никаких шансов нет. Абсолютно Чувствую, как в груди что-то ломается. Это, с раздираемой болью, ломается моя вера в лучшее
Отец шумно выдыхает, сжимая «каменные» кулаки, и выходит, грохнув входной дверью. Он обещал, что больше и пальцем меня не тронет, и пока держится
Не провоцируй, деревянным голосом молвит мать. Совсем на тень похожа Если бы не твой дар ты же знаешь
Как здорово, что он у меня проснулся, не сдерживаю сарказма и выхожу в переднюю.
Госпожа? с лавки подскакивает служанка, сжимая пальцами подол голубого местами выцветшего платья.
Хочу подышать воздухом, протягиваю руку и, получив, меховую накидку, влезаю в сапоги и выхожу.
Метель бросает в лицо колючие хлопья снега, но я не чувствую. Затягиваю завязки и накидываю на голову широкий капюшон.
Отец курит в заснеженной беседке: уголёк его сигары зловеще мерцает в ночи, а в воздух вырываются ядовитые клубы дыма вместе с паром
Поворачиваю к конюшням, сетуя про себя на непогоду. Только недавно чистили дорожки, а уже замело. Идти тяжело Порывистый ветер так и норовит сбить с ног, словно зол. Словно недоволен чем-то. Но я упорно продолжаю свой путь.
Знаю, что меня не хватятся. Я часто вот так внезапно ухожу, но не подвергаю себя риску. Мне позволено чуть больше, чем другим юным барышням. От меня не требует носить корсеты и пышные юбки, учить этикет и заниматься танцами. Только потому, что у меня проснулся дар. Не будь его, я бы жила в каком-нибудь не очень престижном пансионе для девушек. Так себе перспектива
Не могу оставаться дома. Дома, где всё пропиталось запахом приближающейся смерти. Дома, где царит унынье, обречённая траурная обстановка. Я не хочу сидеть и ждать. Не могу.
зараза появилась месяц назад. Она пришла внезапно.
Усмехнулась собственным мыслям и потянула тяжёлый засов на воротах конюшни. Такие вещи не происходят ожидаемо. К ним никогда никто не готов и не готовится. Люди думают, что будут жить вечно. Что их дети будут жить вечно: что их не затопчет взбесившийся жеребец,
что они не попадут под колёса дилижанса, что их не унесёт буйная река
Зараза поражает только детей в возрасте до шестнадцати лет. Люди в панике. Власть в панике. Каждый день в столице проходит совещание светлейших умов Минкара, они, умы эти, бьются над зловещей загадкой, но безрезультатно. Дети мрут. Именно мрут. Один за другим. Чахнут на глазах своих отчаявшихся родственников. Они будто просто таят. Таят без следа. Становятся слабыми, худыми, почти прозрачными, а потом перестают дышать.
Заряш возбуждённо фыркает и слабо бьёт ногой. Протягиваю руку, касаюсь бархатного носа и тепло улыбаюсь, остро чувствуя щемящую в груди боль.
Мой хороший ласково шепчу и треплю густую огненную, как заря, гриву. Не хочешь немного прогуляться?
Конь в предвкушении стучит подковами и машет длинным хвостом. Снаряжаю животное, сожалея, что не взяла любимое лакомство. Морковку. Заряш до безумства обожает морковь: он так сочно и с удовольствием ей хрустит, что невозможно наблюдать без улыбки.
Повожу ладонью от холки до лошадиного хребта, беру поводья и открываю стойло. Заряш моментально успокаивается. Дышит ровнее, идёт спокойно, приноравливаясь к моему шагу.
Я дала тебе глупое имя, усмехаюсь и получаю тычок мордой в плечо. Ладно-ладно, прости, улыбаюсь и треплю шелковистую гриву. Ты самый лучший...
Конь рад неожиданной вечерней прогулке и даже метель не угнетает его настроения. Заряш смело противостоит метели, только уши подрагивают, выдавая слабое раздражение.
Дорогу практически замело. Тучи затянули обычно звёздное небо, и луна не освещает путь, но я всё же надеюсь ещё попасть в книжную лавку.