Что это он? удивился Ласка, Поругались же вдрызг, я уехал, куда глаза глядят.
Да мы с Москвы вернулись, сказал Павел.
И что?
Батя нас послушал-послушал и чем только не бил. Поленья об головы ломал. Потом устал, сел на крыльцо и говорит: «Вот Ласка вроде дурак дураком, то за одно, то за другое хватается, а такого вреда от него нет. Поглядеть внимательно, так и польза сплошная. Я вас терплю, а его ругаю. Хочет водку гнать, пусть гонит, лишь бы на Москве в политику не лез». И нас за тобой послал.
Лучше бы водку эту чертову пили, говорит, добавил Петр, Все не такой позор.
Батя добрый, сказал Павел, Другой сгоряча и убить бы мог. Одевайся и поехали. На Русь татарское войско идет. Общий сбор. Конно, людно и оружно.
Куда же вы на ночь глядя, добры молодцы? обратился к ним хозяин, У нас еще банька не остыла.
Банька? оживился Петр.
А водка остыла? спросил Павел.
Водка! нахмурился хозяин, Водки вам если только на понюхать осталось. Сбитень горячий будете?
Будем!
2. Глава. Батя
Старший сын Устина звался Петр, средний-погодок Павел, а младший крещен Иваном, но все звали его Ласка. Старшие сыновья от первой жены выросли большие-пребольшие. Лошади на них косо посматривали, а кольчуги при богатырском вдохе на груди рвались. Младший же, от второй жены, как его ни кормили, ни до братьев не дорос, ни с отцом не сравнялся. Однако, ловким рос и быстрым, как хищный зверь ласка. Потому его так и прозвали.
Ловкостью своей Ласка не хвалился. Учили его ратным премудростям и отец, и братья, и даже воевода. Далеко пойдет, говорили. Но душа его не лежала к войне, а лежала к науке. Как бы мельницу сделать, чтобы малым ветром молола, или от водяного колеса что-нибудь в движение привести, или печку сложить, чтобы дрова горели медленно и тепло отдавали в дом, а не в дым. Вроде с пользой время проводит, а вроде и не очень. Придут татары, что им Ласка скажет? Что мужики хорошо муки намололи и кирпичей обожгли? Говорили дворяне между собой, что у Устина двое детей умные, а третий дурак. Но самого Ласку дураком в глаза не звали. Если только старшие, когда не в духе. Парень вроде не о войне думает, а характер-то у него потомственного воина, обид не терпит. Что на кулаках, что на саблях за себя постоит.
Другой отец запретил бы напрочь сыну все это баловство, но Устин побывал у разных немцев и латинян, посмотрел, что
от наук бывает хозяйству прибыток, и от лишнего рубля не отказывался. Раз сыновние забавы исправно приносят в дом серебро, значит, пусть парень балуется.
Однажды осенью Ласка поссорился с отцом и уехал, куда глаза глядят. А дело было так:
Видишь, Ласка, воробья? спросил Устин, сидя на высоком крыльце терема.
Вижу, батя, ответил сын.
Воробей в полсотне шагов от них клевал что-то на вытоптанной земле между домами.
А я не вижу.
Ласка не успел переспросить.
Слышу «чик-чирик». И пятнышко серое в пыли скачет. В позатом году я бы его шагов за сто разглядел.
Оба вздохнули.
Забирай мой лук, сказал Устин, Куда он мне теперь. Вот саблю пока не отдам.
Эй-эй, батя! Рано ты себя хоронишь! У тебя пока что оба глаза на месте.
Не в глазах дело. Сколько раз меня по голове били, я уж со счета сбился. Люди бают, с сильного удара и ослепнуть можно. Кто послабее, тот сразу. Кто покрепче, тот с годами.
Так ты лечись.
Нет здесь лекарства.
Как нет-то? От всего есть лекарства. Даже от чего при прадедах не было. Вот Стефан Фалимирж из Кракова пишет, что одними только водками дюжину болезней лечить можно.
И глаза?
Не помню. Или вот латинский лечебник
Сын! Бросай эту ерунду!
Как бросать, когда только начал? Водка есть, дальше травы подобрать и у нас на каждую заразу лекарство будет.
Ересь это все. Прелестники пишут, из плута сбиты, мошенником подбиты.
Как плуты-то? И епископы бывает, пишут.
Латинские?
Латинские. А что?
Нечего православному латинских вероотступников читать. Разрешил на свою голову латынь эту богомерзкую учить!
Так вся наука на латыни, как ее не учить?
Твоя наука это конь да сабля.
Еще читать да писать.
Это надо.
Считать. Оброк посчитать, фураж посчитать, добычу поделить. Купцы, опять же, чтобы не обсчитывали.
И это надо.
Языки учить ты сам наказывал. Много ли толку с пленных татар или поляков что-то спрашивать, если по-ихнему не разумеешь. И с немцами ловчее самому говорить, чем через толмача.
На латыни только попы латинские брешут.
Как попы-то, батя! Ты же сам рассказывал, что на латыни все рыцари из всех немецких стран немного, да понимают. И что есть морская страна, где говор на латынь похож.
Эх, Ласка Ты в посольство собрался? Никогда ты не будешь ни у каких немцев дальше остзейских. Даже до штирийских не доберешься, которые доспехи в складочку куют. И до земель короля Франциска, дай Бог ему здоровья, не доберешься. А уж туда, где говорят на вольгаре, год скачи не доскачешь.
Может, доскачу.
Кто тебя пустит-то?
Оба вздохнули и помолчали.
У алхимиков лекарство есть, панацея называется. Она вообще от всех болезней, сказал Ласка.
Сказка это. Не бывает такого лекарства. И алхимик тот помер.
Ну, батя! Ты как сам помирать собрался. Давай я по миру проеду, лекарство тебе найду.