Что
вы имеете в виду? неуверенно спросил он. Вы говорите так, будто знаете.
Я знаю.
Но но откуда? Кто вы вообще такой?
Адам сохранял нейтральное выражение лица, пытаясь представить себе, как много сумел разглядеть Перегрин.
Вам известно мое имя. Вы видите мое лицо, рискнул он.
Смятение и страх снова обозначились на изможденном лице Перегрина.
Да, прошептал он. Это часть того, что так страшит меня. Боже мой, если бы я только мог перестать видеть! простонал он, тряхнув головой. Если вы обладаете такой силой если если вы и правда кто-то вроде волшебника Бога ради, снимите с меня это проклятие!
Глаза его горели лихорадочным огнем, руки с такой силой стиснули стакан, что Адам даже испугался, не раздавит ли тот его.
Я же сказал вам: никакое это не проклятие! резко перебил он. И не в моих силах заставить вас не видеть, даже если бы у меня было право делать это. Впрочем, прежде чем продолжать этот разговор, вам надо немного расслабиться. Он махнул рукой со стаканом в сторону Перегрина. Мне бы не хотелось вынимать из ваших весьма и весьма талантливых рук осколки, если стакан вдруг треснет. Если вы не любите виски, добавил он чуть мягче, я могу дать вам успокоительного.
Перегрин побледнел еще сильнее и мотнул головой, но стакан из рук не выпустил.
Н-нет, прошу вас. Никаких успокоительных. От них только хуже. Если я принимаю пилюли, я утрачиваю тот незначительный контроль над своими видениями, который у меня еще остался.
Значит, некоторый контроль у вас все же есть?
Перегрин горько усмехнулся.
Вы надо мной смеетесь, верно? Вы считаете, что я действительно рехнулся.
Вовсе нет. Мне абсолютно искренне интересно, что вы мне расскажете, не покривив душой, возразил Адам. Но если вы хотите, чтобы я помог вам, вам надо сейчас же настроиться на то, что вы будете со мной абсолютно откровенны, каким бы диким вам самому ни казалось то, что вы мне расскажете! Я обещаю, что не буду вам судьей, но мне необходимо знать все. Я понимаю, что вас это не слишком обнадеживает вы ведь меня почти не знаете, но я не смогу помочь вам, если вы не пойдете мне навстречу.
Адам замолчал. Долгую минуту Перегрин молча, не шевелясь, смотрел на него, потом глубоко вздохнул и провел рукой по лицу и подсыхающим волосам, сдвинув очки.
Простите меня. Я Я никогда не говорил об этом ни с кем. С чего мне начать?
Ну, обыкновенно принято начинать сначала, заметил Адам. Так когда вы в первый раз заметили за собой способность видеть?
Перегрин с усилием вздохнул и на мгновение снял очки, чтобы потереть глаза тыльной стороной ладони. Потом он снова надел очки и уставился на стакан виски в руке.
Я мне трудно припомнить время, когда я не мог этого, пробормотал он. Когда я был маленьким, я видел много всякого такого вещи, которых на самом деле не было. Ну, я видел картины на стенах, которые потом оказывались пустыми, видел в зеркале рядом со своим отражением другие лица. Иногда вокруг меня происходили события словно как из других времен Он осекся и замолчал.
Вас пугало то, что вы видели? спросил Адам. Вопрос этот, похоже, застал Перегрина врасплох: нахмурившись, художник стал вспоминать.
Нет, если подумать, не пугало, ответил он. Вот отца моего это напугало до полусмерти, когда он узнал об этом. Он решил, что я серьезно нездоров.
Он вздохнул, переводя дух.
Когда я был совсем еще маленький, у меня была куча друзей, которые то и дело ко мне приходили рассказывали сказки, играли со мной. Я знаю, воображаемые друзья есть у многих детей, но рано или поздно все из этого вырастают. Мои же казались совсем настоящими. Когда я пошел в школу, некоторые помогали мне делать уроки. Некоторые даже подсказывали мне на экзаменах, хотя полностью ответ не давали ни разу.
Он покосился на Адама, но тот молчал, не перебивая.
Это Это казалось таким естественным, что я как-то над этим даже не особенно задумывался, продолжал он, пока не начал разговаривать с другими мальчиками. Только тогда я понял: никто, кроме меня, не догадывался о существовании моих друзей. А в конце концов я совершил ошибку, рассказав об этом отцу.
Почему вы считаете это ошибкой?
Перегрин передернул плечами и поморщился.
Если бы вы знали моего отца, вы бы не стали обращаться к нему с этим. Он типичный твердолобый реалист. Даже мысль о том, что его сын может быть таким впечатлительным, просто приводила его в ужас.
Значит, вы обсуждали с ним это в подробностях?
Я бы не назвал это обсуждением, возразил Перегрин, скривив губы. Скажем так, мы просто обменялись репликами. Он недвусмысленно
заявил мне, что мое чрезмерно развитое воображение недопустимо. Увы, это мало помогло. Собственно, стало только хуже. Казалось, чем больше мои смятение и досада, тем больше всякого я вижу Он снова опустил взгляд на виски.
Сколько лет вам тогда было?
Около одиннадцати, почти беззвучно ответил Перегрин.
Вы не знаете, ваш отец собирался обследовать вас у психиатра?
Перегрин мотнул головой, не решаясь встретиться с Адамом взглядом.
Он считал, что, если об этом узнают, это плохо отразится на репутации семьи. В конце концов он отказался от мысли переубедить меня и просто объявил, что если я если я хочу остаться его сыном, я должен научиться владеть своими бреднями.