Другой окольный путь привел его в Галилею.
Соседи считали его немного ограниченным. Какой римлянин добровольно согласится командовать солдатами Ирода Антипы? Он знал, как к нему относятся, но это его не смущало. Так было лучше.
Ни царь, ни начальники Афера, ни важные горожане не должны были знать ничего о его настоящем задании. Его официальная деятельность вызывала у них ненависть. Заводить дружбу он не имел права. Центурион-язычник не имел права дружить ни с горожанами, ни с крестьянами, ни с рыбаками, ни с ремесленниками. Поэтому среди жителей Иудеи у него было всего лишь несколько знакомых.
Он и остальные солдаты служили царю Иудеи, но на них смотрели как на оккупантов. Они должны были блюсти закон и порядок, защищать таможенников и сборщиков налогов (евреев, состоящих на службе у царя Иудеи, «друга» императора), помогать строить дороги, обеспечивать безопасность караванам, бороться с разбойниками, охранять границу с империей Филиппа в общем, выполнять самые отвратительные обязанности. Они были ненавистными иноязычными оккупантами в стране, где все говорили на арамейском языке, древнем языке персидских захватчиков, и, кроме того, владели греческим языком войск Александра, а потом селевкидов, завоевателей, которые пришли после персов. Иногда проскальзывали полузабытые слова их собственного языка, но еврейский язык древних письмен не был больше языком в полном смысле этого слова. Он использовался только в ритуальных целях. Даже ученые, владевшие грамотой, излагали свои путаные мысли на арамейском. Во всяком случае, большинство. Находились, конечно, энтузиасты, которые хотели возродить старые законы и обычаи и с помощью главного еврейского божества и его заклинаний прогнать всех захватчиков из Иудеи и Галилеи. Их было немного. Но даже те, которые к этому не стремились, понимая, что мысли бога, изложенные на непонятном языке, не возымеют действия, даже эти разумные люди были частью избранного народа и не имели права осквернять себя тесным общением с представителями других национальностей.
Ученый, которого Афер спас от разбойников, не мог с благодарностью пожать ему руку, войти в его дом или принять его в своем доме. Он накрыл для него и его людей праздничный стол в саду, с особыми блюдами и напитками, в отдельной посуде, которую после пиршества не стали мыть, а просто разбили.
К счастью, он знал и других людей, обычных евреев, которые не особо придерживались строгих предписаний. Они входили в его дом или в крепость, обращаясь за помощью, терпели его присутствие в своих домах. Обычные люди, трудолюбивые и лишенные высокомерия. Они нравились ему, потому что ничем не отличались от него. У них были те же мечты, надежды и опасения. Но и для них он оставался чужеземным надсмотрщиком.
Афер прищурил глаза, всматриваясь вдаль. В ярком полуденном свете показалась голова лошади. Потом послышался ее тихий храп, шум покатившихся под копытами камней. Наконец всадник обогнул выступ скалы и приблизился к Аферу.
Центурион снял руку с рукояти меча и встал.
Как доехал? спросил он по-арамейски.
Араб соскользнул со своего темного жеребца.
Ты оказал мне честь, приехал сам! он улыбнулся, прикоснулся рукой ко лбу, рту и груди и добавил: Я думал, мне придется растолковывать малопонятные вещи одному из твоих людей.
Надеюсь, они не столь малопонятны для меня.
Посмотрим.
Араб напоил своего коня, связал его передние ноги и сел в тени.
Афер терпеливо ждал, пока тот попил воды и съел несколько сушеных фиников и кусок хлеба. Потом сказал:
Говори, Нуман. Как обстоят дела в Ао Хидисе?
Хорошо для тех, кому не нравится прежнее положение вещей. И плохо для тех, кто правит по-старому, араб широко улыбнулся.
Это значит, все идет,
как я надеялся.
Да, если таковы были твои надежды.
Афер вздохнул:
Не играй со мной в глупые игры, приятель. Итак, наш претендент хорошо устроился?
Лучше, чем мы ожидали.
А остальные?
Они тоже последуют за ним. Когда придет время. Через два-три месяца. Приблизительно после весеннего праздника.
Центурион кивнул:
Это хорошо. Но расскажи поподробнее.
Нуман откинулся назад и закрыл глаза.
Иногда он меня немного пугает. Он очень похож на князя. Не столько внешне, сколько своей способностью быстро понимать ситуацию и принимать решения.
Каково его положение при князе?
Он растет по службе.
Афер скрестил руки на груди.
Подробнее, друг мой, повторил он.
Араб открыл глаза и рассмеялся:
Ты любопытен, не так ли?
Любознателен. Я же должен знать, продвигается ли наш великий план. Или, быть может, нам придется предпринимать что-нибудь другое.
План удастся.
После короткой паузы Нуман продолжил свой рассказ монотонным голосом, будто выучил его наизусть. Однако Афер знал араба достаточно хорошо и понимал, что и голос, и интонация были признаками его крайней сосредоточенности, которая помогала вспомнить все важные подробности. Включая те, которые сам Нуман не считал важными, но предполагал, что они могут иметь какое-то значение для Афера. Для Афера и его игры.
Все началось приблизительно год назад. Бельхадад князь пустыни, властитель львов, сын звезд, король дорог, правитель Ао Хидиса уже долгое время поддерживал отношения с римлянами. Но одновременно и с их большими врагами, парфянами. Город-оазис находился к востоку от древнего торгового пути из Петры в Дамаск. Там были источники, плодородные долины, деревья и пастбища, а также князь, который по-своему мудро распоряжался всеми этими природными богатствами. Беженцы из империи и ее окраинных областей пользовались безграничным гостеприимством Бельхадада. Если у них было достаточно золота и серебра. Если они обладали хорошими трудовыми навыками или недюжинными знаниями. Купцы, раньше не заезжавшие в оазис (на торговом пути было достаточно колодцев), теперь посещали его, чтобы заключать сделки с князем и его подданными. Но некоторых торговцев приходилось «уговаривать» сделать этот небольшой крюк: на дороге неожиданно появлялись разбойники, требовали серебро за пользование колодцами, которые они якобы охраняли. Кроме того, Бельхададу вдруг захотелось увеличить пошлину на дороге. Двадцать процентов стоимости товара в обмен за сопровождение каравана с целью защиты его от разбойников. Однако тот, кто посещал город-оазис Ао Хидис, чтобы набрать там воды и заключить сделку, ничего не платил за пользование его колодцами и платил «всего лишь» пятнадцать процентов от того, что он привозил в город или вывозил из него.