Дверь распахнулась. Болдырев вошел в лабораторию, шумно придвинул стул, сел, облокотившись о колени, и сцепил пальцы рук.
Вы помните кедры?
Кедры? переспросил Талаев. Он помнил. Они шли по лесу, и перед ними отступал солнечный занавес, открывая корабельную чащу. Это видение посещало его часто все два года, что прошли с того самого дня неудачной охоты.
Конечно, помню!
Можете забыть. Кедров нет!
Шелкопряд?
Да.
Талаев не мог представить себе, что там, в корабельной чаще, лишь черные скелеты с вздыбленными сучьями. И он понял, что никогда не сможет представить себе этого.
Жаль, проговорил Василий Петрович. Ему не хотелось вдаваться в расспросы.
Мы неблагодарные млекопитающие! сказал Болдырев и, ощутив неуместность выспренней фразы, поднялся, отошел к окну, думая, что объяснять великую сущность растительного мира Талаеву смешно. Разве он не знает, что растения первыми вышли на берег Мирового океана древности и утвердились на безжизненных скалах? Разве он не знает, что, будучи нашими антиподами по дыханию, растения начали поглощать углекислый газ и выделять кислород? Или Талаев не знает, что атмосферный кислород продукт жизнедеятельности растений? И пищу, и кров, и огонь дали людям растения! А мы говорим этакое милое «жаль»
Что вы хотите, Владимир Осипович?
Чтобы вы вспомнили
О том, что я неблагодарное млекопитающее, или о том, что погибли кедры?
Нет. Об опытах Д'Эрелля!
«Вот оно что!» подумал Талаев и сказал:
Опыты Д'Эрелля неудачны. Бактериологический способ борьбы с саранчой потерпел провал. И у
кого у знаменитого микробиолога, первооткрывателя бактериофага!
Ну и что? подойдя близко, Болдырев оперся одной рукой о стол, а другой о спинку стула, на котором сидел Талаев. Ну и что? Какое значение имеют прошлые неудачи?
Рука Болдырева, опершаяся о стол, была распухшая и красная.
Они предупреждают, ответил Талаев.
Он думал о Болдыреве: «Тороплив и не уверен в себе. Вспомнил бы, что многие крупнейшие ученые посвящали всю свою жизнь иной раз какой-то одной, весьма узкой проблеме. Они вгрызались в нее с необоримой верой в правоту своих взглядов и побеждали. А Болдырев? Он окончил университет, ушел воевать и три года назад вернулся к научной работе. Он еще и двух лет не занимается шелкопрядом, борьбу с которым взял темой кандидатской диссертации. И, кажется, не верит в эту свою тему».
Но ваша работа продвигается успешно, я слышал. Вы, по-моему, на верном пути. Ваши попытки очень остроумны.
Удивительно остроумны, проворчал Болдырев.
«Можно ли не верить в тему и работать над ней? думал Талаев. Это все равно, что ехать не в ту сторону. Но ведь мысль о борьбе с шелкопрядом с помощью насекомых, паразитирующих на нем, действительно остроумна. В природе насекомые, похожие на ос, наездники откладывают яйца в тело гусеницы шелкопряда. При этом шелкопряд погибает. Болдырев поставил перед собою цель искусственно ускорить процесс, который в естественных условиях занимает едва ли не десятилетия. Конечно, за два года многого не добьешься». И Талаев сказал:
Вы хотите все и непременно быстро?
Я хочу уничтожить сибирского шелкопряда.
Я хочу выполнить свой научный план.
Понятно!
Василий Петрович поднялся со стула. Вежливость вежливостью, но она предполагает обоюдность.
Не думаете ли вы, Владимир Осипович, довольно холодно начал Талаев, что мне следует бросить работу над моей докторской диссертацией и сломя голову приняться за истребление сибирского кедра шелкопряда, простите В ваши годы я тоже думал, что тема, над которой я работал, по меньшей мере осчастливит мир. Но и учился быть терпеливым. Много лет сотрудничал с Писаревым, Вавиловым и другими учеными, которые занимались выведением новых сортов пшеницы для нечерноземной полосы. России. Потом вот почти уже десять лет я занимаюсь физиологией грибков.
Рядом с Болдыревым, подвижным крепышом в офицерском кителе, Василий Петрович в белом халате казался глыбой льда.
«Однако, подумал Талаев, быть резким не стоит». На месте аспиранта Болдырева он и сам мог бы потерять в разговоре с собеседником чувство такта. Шагнув к Владимиру Осиповичу, Талаев закончил в шутливом тоне:
Согласитесь, что, приди ко мне раздосадованный физик и попроси заняться изучением квантов, я бы оказался почти в таком же положении, как и после вашего любезного предложения.
Вы у нас крупный микробиолог! А здесь для вас непочатый край работы.
Талаев вздохнул.
Льстить вы не умеете. Да и я не честолюбив.
Разве я об этом! Болдырев махнул рукой. Просто тогда в тайге я подумал
Дорогой Владимир Осипович, наука ну как бы вам сказать? в известном смысле это дом со множеством окон. Но для каждого ученого свой свет в своем окне.
А если в одном пожар? Вы пройдете спокойно? Я вернулся из тайги. Она горит. Без дыма, без огня. И пожар будет бушевать четверть века, захватывая гектар за гектаром!
Я, Владимир Осипович, понимаю и ваше отчаяние и вашу горячность.
Болдырев неожиданно сел.
«Ничего-то вы не понимаете, устало думал он. Просто я буду счастлив, если спасением сибирского кедра займутся десятки, сотни ученых. Чем больше ученых с разных сторон подойдут к проблеме, тем скорее она будет решена. Пусть будут неверные пути, ошибочные, их тоже надо пройти. Здесь не стоит пренебрегать никакими гипотетическими путями».