Ого? Покровитель?
Да хрен его знает! поморщился Степанов.
Двадцать человек говорите? я откинулся на спинку и запрокинув голову, задумался, почесывая подбородок.
Двадцать два, больше не могу без ущерба для охраны, ответил Денисов.
Знаете, а ведь это не такая и проблема Как вы думаете, что останется от селения если его проштурмует эскадрилья илов?
А мы потом на зачистку? тоже задумался полковник.
Угу, кивнул я и налив соку и глотнул его.
Идея конечно хорошая, вот только получиться ли?
Вино? поинтересовался я, еще раз попробовав сок на вкус.
Да. Так что?
Да не проблема, изменим маршрут, у нас это часто бывает чтобы «мессеры» не прихватили. Думаю, никто не заметит, что несколько штурмовиков долетели до цели пустые.
Мы быстро обговорили все, договорившись о связи.
Ну ладно, давайте выкладывайте зачем я вам.
Денисов со Степановым переглянулись и снова посмотрели на меня.
Почему ты решил что у нас что-то другое? поинтересовался Денисов.
Ну не из-за этого же села. Почти рядовая операция. Что вам надо? прямо спросил я.
Откинувшись на спинку стула, Денисов несколько секунд рассматривал меня о чем-то думая.
Думаю ты прав, лучше выложить все карты на стол
Три дня спустя.
Стой! Лицом к стене! послышался скрип открывающейся двери: Заходи!
Войдя, осмотрелся.
Гламурненько, пробормотал я.
В камере находилось еще восемь «постояльцев». Судя по форме без знаков различия все командиры.
Мать моя женщина! Суворов! Как есть Суворов! вытаращился на меня ближайший узник.
Действительно. Суворов! повернулся один из бывших командиров с седым ежиком.
Меня рассматривали с таким жадным любопытством, что становилось не по себе.
Проходи, что в дверях встал? приглашающее махнул рукой один из сидельцев.
Судя по следам в петлицах, капитан, как и я. Был.
Подойдя к нарам, я бросил немногочисленные пожитки, и плюхнулся на тонкий тюфяк.
Быстро познакомившись с присутствующими, я спросил:
Как тут вообще?
Жить можно, ответил седой. Бывший начальник ПВО Керчи, бывший полковник Стропин.
Понятно.
А ты-то как сюда попал?! озвучил Стропин общий не высказанный вопрос.
Как-как? По дурости! Как все!
Как выводит, а? тихо пробормотал один из охранников. Не смотря на то, что он говорил тихо, на него все равно зашикали.
«.Это был воскресный день, но мусора не отдыхают:
У них тоже план давай, хоть удавись,
Ну а если перевыполнят, так их там награждают
На вес золота там вор-рецидивист.
С уваженьем мне: «Садись!
Угощают «Беломором».
Значит, ты рецидивист?
Распишись под протоколом!»
И это был воскресный день, светило солнце как бездельник,
И все люди кто с друзьями, кто с семьей,
Ну а я сидел, скучал, как в самый грустный понедельник:
Мне майор попался очень деловой.
«Сколько раз судились вы?»
«Плохо я считать умею!»
«Но все же вы рецидивист?»
«Да нет, товарищ, я Суворов»»
(Владимир Высоцкий)
Известный всему Союзу летчик и певец Вячеслав Суворов уже двое суток находился в Керченской крепости превращенной в тюрьму. Это было шоком не только для всей охраны, но и для других сидельцев. Однако отношение начальника тюрьмы к этому заключенному были настораживающие. Старожилы с сомнением покачивали головами, наблюдая, как все пожелания элитного узника выполнялись по первому требованию.
Захотел музыкальные инструменты, пожалуйста. Сам начальник тюрьмы подполковник Юртаев лично принес их. Что-то тут не то, это начали понимать многие. А песни, что постоянно поет Суворов? Взять хотя бы эту.
Через смотровое окно было плохо слышно, но все равно десяток охраны спрессовавшись, вслушивались в слова, что выводил молодой тенор.
Гоп-стоп мы подошли из-за угла.
Гоп-стоп ты много на себя взяла
(А.Розенбаум)
Никто не знал почему, но песни, которые постоянно звучали по радио, Вячеслав не пел, все его песни были одной тематики. Хотя почему он их исполнял догадывались многие.
Отложив в сторону гитару, я откинулся на шконку и поморщился. Шансон я не любил, и это еще слабо сказано, но пел из принципа. Раз посадили, пусть и репертуар будет в том же духе. Правда была небольшая проблема, я помнил только около десяти песен, да и то не очень точно. Приходилось в тех куплетах, где память подводила вносить легкие изменения. Из-за недостатка репертуара я уже шел по второму кругу. Но народу, как в камере, так и за ней все равно нравилось. Совсем уж блатняк я не исполнял, просто не знал. Песни были скорее жизненными.
Вздохнув, осмотрелся. Нужно было что-то делать. Гнить в тюрьме я не собирался, значит, выход один. Бежать. Как ни горько это сознавать, но в Союзе для меня все кончено. Только куда бежать? Англия? Оккупированная Франция? Америка? В реальности побега я не сомневался. Свалить сумею, есть ниточки за которые можно подергать, да и Денисов должен помочь обещал. А он не тот человек, который бросает слова на ветер.
Я принес Мехлису информацию, показывающую, что в высших кругах командования не только царит растерянность, некомпетентность и бардак, но вполне возможно предательство. Он не принял ее, назвал чушью. Что это? Предательство? Замешан? А это, в свою очередь, означает, что надеяться на какое-либо справедливое рассмотрение нечего, и капитана Суворова, то есть меня, закатают в асфальт без суда по любому, задним числом выдвинутому обвинению.