Я очень желал бы знать наверное, был ли это действительно Руджиеро, которого я сбросил в воду, и жив ли он еще или нет. Ты знаешь, у него очень большие связи, Маттео, и если я приобрел себе новых друзей, то нажил также и непримиримых врагов благодаря этому приключению.
Это правда, согласился Маттео. Ради твоей же безопасности я, конечно, желал бы, чтобы Руджиеро был теперь на дне канала. Никто его не любит, и хотя его приятели открыто взяли бы его сторону, но в душе они были бы отчасти довольны тем, что отделались от такого беспокойного товарища. Но если его слуги спасли его и привели в чувство, то советую тебе держать ухо востро, так как меньше всего желательно было бы иметь своим врагом Руджиеро. Во всяком случае, будем надеяться на лучшее и желать, чтобы нам не пришлось больше услыхать о его существовании.
Я не знаю, право, чего лучше желать, мрачно проговорил Франциск. Конечно, он будет опаснейшим врагом, если он жив, а с другой стороны, меня будет постоянно угнетать мысль, что я его убил.
Будь я на твоем месте, я бы не тревожился об этом, беспечно сказал Маттео. Если бы ты не убил его, то, поверь, он убил бы тебя.
Нет, я воспитан в иных понятиях, Маттео. Моему отцу ненавистны всякие насильственные действия за исключением, разумеется, войны в защиту своего отечества, и хотя он прямо не осуждал меня за мое участие
в этом происшествии, но я вижу, что это его беспокоит и он серьезно поговаривает о том, чтобы отправить меня обратно в Англию.
Да неужели? печально спросил Маттео. До сих пор мы были большими друзьями, Франциск, но я надеюсь, что в будущем мы еще больше подружимся. Все друзья Полани будут считать тебя своим близким человеком, и я, идя сюда, подумывал, что, может быть, через несколько лет мы вместе могли бы поступить на государственную службу и получить место на военной галере.
Мой отец пришел бы в ужас от подобной мысли, Маттео, хотя я лично не желал бы для себя лучшего. Но этому не бывать никогда. Признаюсь, мне очень жаль будет покинуть Венецию. Но вот к нам идет один из служащих Совета.
Служащий подошел к ним и, спросив, кто из них Франциск Гаммонд, пригласил его следовать за собой.
Глава IV Похищение
За столом подковообразной формы заседало десять членов Совета, все в ярко-красных одеяниях с горностаевой отделкой отличительной одежде венецианских сенаторов. Председателем был дож, сидевший за тем же столом. На голове у каждого была надета черная бархатная плоская шапочка. Синьор Полани и его друзья сидели в креслах против стола. В то время, когда в зал вошел Франциск, давал свои показания гондольер. Когда он кончил, ему задали еще несколько вопросов, а затем велели удалиться. Тогда пристав вывел вперед Франциска.
Мое имя Франциск Гаммонд, сказал он в ответ на заданный ему вопрос.
Расскажите нам, что вам известно по настоящему делу, обратился к нему дож.
Франциск описал сцену нападения на гондолу.
Как это случилось, что вы, такой молодой человек и притом еще иностранец, вмешались в такого рода приключение? спросил его один из членов.
Я услыхал крики женщин, призывавших на помощь, и, разумеется, счел своим долгом поспешить к ним, отвечал он спокойным тоном.
А вы знали, кто были эти дамы?
Я знал их в лицо. Мне случайно однажды указал на них мой приятель Маттео Джустиниани, сказав, что это дочери синьора Полани. И когда незадолго до происшествия они проезжали мимо меня в гондоле, то я при свете факелов узнал их.
Могли ли бы вы узнать кого-либо из нападавших, если бы опять увидели их?
Нет, не мог бы, потому что они все были в масках, отвечал Франциск.
Вы говорите, что ударом весла по голове свалили одного из участников в то время, когда он собирался перескочить в вашу гондолу. Как случилось, что весло было в руках у вас, а не у вашего гондольера?
Я сам умею грести, отвечал Франциск. У нас в Лондоне все молодые люди гребут ради своего удовольствия и очень любят это занятие. В тот вечер, однако, когда синьорины проезжали мимо меня, я не греб, но схватил весло, когда услыхал их крики, чтобы скорее доехать до места происшествия. Вот почему весло оказалось в моих руках, когда незнакомец намеревался перескочить в нашу гондолу.
Итак, у вас не имеется никаких данных, чтобы подозревать кого-либо как зачинщика этого нападения?
Нет, никаких, отвечал Франциск. Ни в их гондоле, ни в одежде нападавших я не заметил никаких особенных примет.
Во всяком случае, молодой человек, обратился к нему дож, вы проявили такую стремительность, такое присутствие духа и храбрость, которые присущи только людям уже более зрелого возраста, и я от имени Республики благодарю вас за то, что своим вмешательством вы предупредили тяжкое преступление. Я попрошу вас остаться еще некоторое время здесь. Возможно, что, когда предстанет перед нами лицо, обвиняемое в этом преступлении, вы узнаете его.
Какое-то странное чувство овладело Франциском, когда, спустя минуту или две, пристав объявил о приходе Руджиеро Мочениго.
Введите его, сказал дож.
Занавесь у дверей раздвинулась, и в зал с надменным видом вошел Руджиеро. Он поклонился членам Совета и остановился, как бы выжидая, чтобы его начали допрашивать.