Вот, сказала хозяйка, со сдержанной гордостью обводя красной мозолистой рукой более чем скромные покои. Одета она, впрочем, тоже была очень скромно: платье из крестьянского домотканого холста, причём даже без вышивки, и порядком полинялый чёрный платок. Сынок у меня сколотил, как подрос. Чтоб, значица, с родной сестрой горенку не делить, не дразнить гусей.
А где он сам? осведомился Лео, не желая попасть в глупую и, возможно, опасную для лежащего в лубках ситуацию, когда в снятую им каморку ломится нетрезвый тип, возмущённый тем, что в его кровати валяется какой-то «бла-ародный с северу» (Лео уже слышал у себя за спиной чьи-то глумливые пояснения, кто он такой и какого нага тут забыл).
А про то один Владыка Кантирит знает, вздохнула вдовица. Как ушёл на лов, так и третий год не возвращается. Может, милостью Девяти пиратам попался: парень крепкий, бойкий, к вёслам да к парусу сызмальства привычен. Пираты наши которые, не абесинская нелюдь чёрная таких, сказывают, к себе берут, не продают да по доске не пускают.
Десять золотых до Белой Дороги, вмешалась госпожа Траск, невоспитанно перебивая хозяйку.
Та всплеснула руками:
Да вы что, сударыня лекариха! За что тут десять золотых?
Лео был с нею совершенно согласен, но «пиратская вдова» цены, оказывается, не с потолка брала.
На полном-то пансионе? усмехнулась она. Ты же больного бедняжечку не ячменной кашей с килькой кормить будешь, верно? И замёрзнет он тут ночами после Равноденствия, если жаровню с углями не ставить. Вот и посчитай, сколько провизии да дров уйдёт. А ещё стирать на него, лежачего, каждый божий день, да не щёлоком, а мылом лавандовым. А ещё тебе Ганку замуж выдавать, а она у тебя без отца и без брата где сама-то приданое
наскребёшь?
Лео, хоть его и не мучили дома расходными книгами, кое-что о ведении хозяйства поневоле узнал, пока вёл самостоятельную жизнь в Трёхгорье, так что вынужден был согласиться с госпожой Траск. Тем более, что в доме поприличнее цены были бы совсем другими, а сиделку пришлось бы нанять отдельно, потому что в домах поприличнее хозяйка и сама возиться с лежачим больным не станет, и у прислуги хватает своих обязанностей. А ведь ещё и лекарю предстояло платить! И домой потом как-то возвращаться. Так что приходилось, очевидно, соглашаться на «флигелёк».
Вдовица всё-таки чувствовала себя неловко, смотрела виновато и чуть ли не дочкиным здоровьем поклялась, что за три дня они тут с Ганкой всё отмоют, обставят и белья нового сошьют из купила*, чтобы его милости не на домотканой дерюжке лежать. Лео оставил пару золотых в качестве задатка, и неугомонная госпожа Траск опять повлекла его за собой. На этот раз к мужу на осмотр.
(* Купило это не глагол, это что-то купленное, не самодельное)
Да, сказал Филипп Траск, надо ломать и сращивать заново, иначе с каждым годом положение будет только ухудшаться.
Он внимательно прочёл писанину Гортензии (все свои бумаги, как и деньги, Лео носил с собой, опасаясь оставлять разбойничьей морде на хранение). Сам Лео из неё не понял практически ни слова, но старший Траск, читая, то кивал, видимо, мысленно соглашаясь с написанным, то хмурился, поглядывая поверх записки на пациента. Он ещё помял ногу, с беспощадной точностью впиваясь жёсткими пальцами в самые больные места, потом зачем-то прощупал спину и бока, особенно много внимания уделив треснувшим рёбрам, хотя тот случай произошёл ещё в детстве и там давно всё зажило.
Сотрясение мозга было? спросил он. Лео покачал головой, и лекарь одобрительно кивнул. Одной проблемой меньше, сказал он. Что ж, сир Лео, давайте договоримся так. Через три дня вы переезжаете из гостиницы к вдове Ивонне, верно? Значит, вы перевозите туда свои вещи, устраиваетесь так, чтобы всё необходимое было у вас на расстоянии вытянутой руки, и на следующее утро я прихожу к вам. Вечером перед этим не ужинать, утром не завтракать, ни вина, ни пива в рот не брать с предыдущего полудня. Это понятно? Вместо ужина можно кружку взвара или водички с мёдом, но на завтрак вообще ничего, даже просто воды, иначе с Милосердия Сот вас будет тошнить, а мне и без того хватит с вами возни.
Таким жёстким непререкаемым тоном он, наверное, привык с рыбаками и их жёнами разговаривать, но Лео в очередной раз проглотил откровенное хамство от простолюдина. Зато подумал, что знает, какой Огневица будет лет через двадцать вот такой же: «Я помогу, но Бездна вас поглоти, заткнитесь и делайте как я сказала». Разумеется, выражения она подберёт повежливее, но смысл и тон будут именно такими, отцовскими. И про этого человека красноносые типы с дублёными рожами говорят с таким почтением, словно он святой отшельник, а не захолустный костоправ?!
Что такое Милосердие Сот? спросил Лео, чтобы совсем уж не молчать.
Отрава, от которой вы уснёте и не будете чувствовать ничего, вообще ничего, легко, охотно даже пояснил Траск. Когда очнётесь, будет зверски болеть голова, но придётся потерпеть с полдня, потому что привязывать вас к столу и ломать, а потом собирать кости под ваши истошные вопли я не собираюсь.
А, с облегчением проговорил Лео. Я потерплю, конечно. А это средство дорого стоит? Мне не давали ничего подобного, когда я сломал ногу, сказал он, с содроганием вспоминая хруст костей и изжёванный в тряпку толстый кожаный ремень, который он по совету кого-то из конюхов зажал в зубах, пока лекарь соединял разошедшиеся отломки, а потом зашивал рану, оставленную острым концом сломанной кости, пропоровшим мышцы изнутри.