Одна беда: курятина. Мороженая курятина.
На завтрак курятина, на обед курятина, на ужин опять-таки курятина. Компот и тот умудрились в том санатории варить на курином бульоне.
Конечно, новые больные поначалу радовались: дома курятинкой каждый день не разживешься.
Проходило некое время курятина чуть приедалась. Потом все больше, больше. Дней за пяток до выписки отдыхающие уже так говорили: ну и что ж, что курятина? Можно потерпеть. Скоро домой.
И вот стоят как-то отдельные отдыхающие, беседуют с директором на отвлеченные темы, и вдруг откуда ни возьмись старичок, и под мышкой у него гусь. Выше средней упитанности. Не мороженый, живой.
Старичок говорит;
Директор, а директор, купи у меня гуся!
Директор говорит:
Мы с рук не покупаем. Мы все с базы.
Старичок спрашивает:
А что, которые с базы, повкусней будут или, скажем, посвежей?
Директор смеется:
Экой ты, гражданин, неинформированный! Конечно, нет.
Старичок удивляется:
Почему же в таком случае нельзя с рук?
Директор говорит:
Ну, ты меня, старичок, просто уморишь! Как же мне можно с рук покупать! А может, я жулик?
А ты разве жулик? Это старичок спрашивает.
Да нет, говорит директор, вроде не жулик. Но с базы все-таки спокойней. Опять-таки получаешь с базы продукты, и при них документик. Понятно?
Старичок говорит:
Будет тебе, директор, и от меня документ. Поскольку, говорит, гусь не из индивидуального сектора, а как раз от колхоза. Купи гуся. Не пожалеешь. Побалуй отдыхающих свежей гусятинкой. А насчет документа не сомневайся: будет тебе от колхоза документ.
Директор говорит:
Ты, наверное, многоуважаемый старичок, не знаешь, какая в нашем санатории масса отдыхающих. Что я с твоим одним гусем сделаю? Было бы их десятка три,
тогда другой разговор. А то один гусь.
Старичок говорит:
Так это же не простой гусь, а особенный. Это гусь-самоклад. Он сам себя режет, сам себя общипывает, сам себя потрошит, сам себя жарит, сам себя на порции режет, на тарелки раскладывает, гарниром обкладывает, подливкой обливает, сам себя на стол подает. А потом, так сказать, по съедении, сам свои косточки собирает, снова оборачивается в целого гуся, и все начинается сначала. Хватит тебе его на всех отдыхающих и на долгие годы.
Видит директор действительно, исключительно многообещающий гусь.
А сколько, спрашивает, ты за него положишь?
Старичок называет цену.
Э-э-э! говорит директор. Так у нас не выйдет, поскольку объявленная тобою цена на шесть с половиной процентов выше базовых отпускных!
Так ведь гусь-то какой! Самоклад! И он еще, ко всему прочему, по желанию дирекции моментально оборачивается в рябчика, индейку и даже, если подумать над ним хорошенько, то и в осетра!
Не-е-ет! Это уже директор говорит. Я за твоего гуся отвечать не собираюсь. Хочешь по базовой отпускной цене пожалуйста. А не хочешь как хочешь.
Плюнул старичок и был таков.
Так по сей день в том санатории и томят отдыхающих мороженой курятиной. Оно, конечно, и мороженая курятина очень даже неплохо. А все-таки, знаете, как-то жалко.
ПОРОК СЕРДЦА
Лежал больной, хворал не то эндо-, не мио-, не то перикардитом.
Доктор его пользовал внимательный, старательный.
Смотрите, говорит, больной, только не ворочайтесь, только не шевелитесь, не утруждайтесь.
Вот как-то утром просыпается больной. Смотрит, а за окошком солнышко светит, капель капает, воробышки чирикают.
«Дай, думает больной, гляну!»
Тихонько на локотке приподнялся. Видит: верно! Солнышко светит, капель капает, воробышки чирикают Кустики стоят веселые, мокрехонькие.
Тихохонько на локотке опустился, лежит счастливый. Во-первых, весна. Во-вторых, приподнялся, опустился жив остался.
Доктор приходит.
Ну, как дела, больной?
Да вот, говорит, приподнялся, опустился жив остался.
Как на него доктор закричит, как ногами затопает!
Да вы, говорит, такой! Да вы, говорит, сякой! Да вы, говорит, форменный самоубийца! Я вам что приказывал? Я вам приказывал не ворочаться, а вы ворочались! Да я за вашу жизнь в таком случае и копейки не дам! Да как вы смели?!
И до того он на него кричал, до того на него ногами топал, что больной на нервной почве помер.
Мораль?
Мораль в этой сказке чересчур даже простая: ежели лежит больной и хворает не то эндо-, не то мио-, не то перикардитом и ежели он приподнялся, опустился и жив остался, не кричите вы на него, ради бога!
БЕДНЫЙ КОРРЕКТОР
Жил один человек. Он работал корректором тридцать лет и три года. Состарился. Вышел на пенсию. Чем, думает, досуг занять? Дай, думает, буду книги читать. Оно, думает, я и раньше книжек этих разных и журналов невпроворот прочел. Но то я читал по долгу службы, или, можно и так сказать, хлеба ради насущного. А теперь буду читать для души.
Достал книжку, стал читать. Для души.
Дальше больше.
Дошел до фразы: «Во взгляде на круг своих знакомых муж, жена и дочь были совершенно согласны и, не сговариваясь, одинаково оттирали от себя и освобождались от всяких разных приятелей и родственников, замарашек, которые разлетались к ним с нежностями в гостиную с японскими блюдами по стенам». И чуть его инфаркт не хватил.