Дерюгин. Жив Трофим Федорыч, жив-с, да все что-то прихварывает; овдовел он, дочка у него, Ольга Трофимовна, подросла. (Встает.)
Ренева. Ах, а что Залешин?
Дерюгин. А Семен Семеныч ничего-с, поживает себе в своей Тиновке. Да вот шел я к вам, а они, вижу, за деревней проехали к себе на мельницу, должно, разгуляться вздумали. А как узнают теперьча, что вы, барышня, пожаловали, так не заехали бы к вам. Это заедут, беспременно заедут на обратной дороге... И с супругой своей проехали.
Ренева (встает). Он разве женат?
Дерюгин. Как же-с, года уж с три; и детки есть.
Ренева. Вот как! На ком же?
Дерюгин. А будет она купеческая-с, рощи у отца-то и скотиной торгует. А вышел-то тоже из нашего брата.
Ренева (отходя, как бы про себя). Что было шесть лет назад, и что теперь!..
Дерюгин (присматриваясь направо). Барышня, Семен-то Семеныч легок на помине: вон они подъехали.
Ренева. Так прощайте, Денис Иваныч, похлопочите.
Дерюгин. Слушаю-с, буду стараться.
Ренева уходит. Входят Ильич и Степанида. Ильич берет поднос с чашками.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Дерюгин, Ильич, Степанида.
Ильич (спотыкается, одна чашка разбивается). Ах ты, чтоб тебе!
Степанида (поднимает черепки и кладет на поднос). И кто его просит! Отдай!
Ильич. Брысь! Отойди от греха! (Уходит.)
Степанида. Наказанье ты мое!
Берет самовар и несет. За сценой еще что-то падает и разбивается вдребезги.
Вот так, кроши мельче! Ах, наказанье! (Уходит.)
Дерюгин. Эх, кабы мне этого барина посадить здесь, подходящий он нам: в нашем крестьянском деле все одно, как младенец. За его спиной я бы сам барином был. Забыл я барышне одно дело сказать; а теперь вон она с гостями идет... Ну, все одно, -- после.
Уходит в глубину сада. Входят с террасы Ренева, Залешин и Авдотья Васильевна.
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Ренева, Залешин, Авдотья Васильевна.
Ренева. Но это ужасно, это непозволительно, Семен Семеныч, как вы растолстели! Ха, ха, ха! Я вас не узнаю, это кто-то другой!
Залешин. Другой и есть, Анна Владимировна, совсем другой; не рыцарь, нет; одно только христианское имя и осталось у меня от прежнего.
Авдотья Васильевна. Я уж им советую сыворотку от полноты пить; потому у меня папаша тоже, даже одышка у них, так они все эту сыворотку.
Залешин. Ну да и ты, моя дражайшая, не из худеньких.
Авдотья Васильевна. Все ж таки я худее вас! Как вы скажете, как на ваши глаза, Анна Владимировна?
Ренева. Гм.., право, не могу сказать!
Залешин. Парочка, одно слово!
Авдотья Васильевна. Извините, пожалуйста! Вы вспомните, как мы в прошлом году на весы становились: в вас полтора пуда больше.
Залешин.
Неопровержимо!
Авдотья Васильевна. А как в девушках, так я была очень тонкого сложения и даже кашляла. Ах, что ж это у вас за сила яблоки нынешний год! Проходили мы по саду.
Ренева (рассеянно). Яблоки? Да, кажется.
Авдотья Васильевна. Ну, и вишня, так это тоже на редкость -- какая крупная! Уж позвольте мне с кустика попробовать?
Ренева. Сделайте одолжение.
Залешин. Любительница она всяких плодов земных!
Ренева. Так, пожалуйста, сколько угодно! Я еще не знаю, где у нас там вишни.
Авдотья Васильевна. Вы не беспокойтесь, я знаю; там, в конце сада. Мне попробовать, а то бы я на варенье попросила. (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
Ренева, Залешин.
Залешин. Варенье, соленье, настойки и наливки -- это мы не имеем соперниц; но дальше уж ничего не требуйте от нас! Вообще незатейливый человек моя супруга, извините! (Садится.)
Ренева. Да!.. Как же вы женились?
Залешин. Э, стоит толковать! Женился как-то в минуту жизни трудную, под веселую руку!
Ренева. Что же вы делаете в деревне?
Залешин. А что? Хозяйничаем немножко; иногда проедешь на земство, позеваешь, подремлешь там среди наших доморощенных ораторов.
Ренева. И счастливы?
Залешин. Ну, об этом помолчим! Живем себе изо дня в день, погружаемся в болото постепенно, без борьбы, Не то что волноваться, а и думать-то подчас лень.
Ренева. Некрасиво! По крайней мере вспоминается иногда прошлое? Помните, шесть лет назад, этот сад, нашу молодость, лунные вечера? Какие обеты, клятвы!
Зале шин. Зачем? К чему? Я ясно увидел, когда схлынул первый жар, что в действительности и быть-то ничего не могло; больно велика разница между нами.
Ренева (подумав). Да, пожалуй.
Залешин. Вот все смотрю на вас.
Ренева. И что же находите?
Залешин. Вы не переменились; пожалуй, еще лучше.
Ренева. Может быть, но и моя песенка тоже спета. Весна моя и лето прошли, настает уж осень.
Залешин. Да ведь и осенью бывают бури.
Ренева. Пожалуй, могут быть, я такая!
Залешин. Что вы за границей?.. Вы ведь думали петь на сцене?
Ренева. Думала, да; серьезно думала. И какой у меня развился голос; мне предсказывали славу, и я уж слышала шопот удивления и восторга!.. И вдруг заболело у меня как-то горлышко, сделалось там что-то, и он, мой голос, моя надежда и мечта, пропал!
Залешин. Ай, ай!
Ренева. Плакала я, металась, как безумная, просила у бога смерти, но нет, -- осталась жива и теперь не знаю, что я, зачем я?.. Порой такая тоска и злоба на себя и на все, а то жить хочется, жить, не глядя ни на что.