После этого мы начали опрос свидетелей то есть пассажиров парохода и продолжали его до самого обеда. Ничего интересного не выяснили. То есть нет, выяснили, конечно: взвинченные люди готовы были валить друг на друга что угодно и обвинять коллег в самых ужасных грехах. Однако, как оказалось, почти ни у кого исследования не были связаны ни с темами Рогачева (он, вопреки моим ожиданиям, занимался не генетикой, а микроорганизмами и вирусами), ни с морской болезнью Соколовой.
Кстати говоря, Соколову с ее мышами все жалели куда больше, чем предположительно почившего козла Матвея Вениаминовича.
Мы, правда, не успели поговорить и с третью пассажиров, все же Орехов собрал огромную компанию! когда прозвенел колокол на обед.
Большие столы в салоне снова разделили на маленькие видно, чтобы снизить накал страстей. Однако это не очень помогло: все равно все живо разговаривали между собой, переходили с места на место, и гул стоял невообразимый.
Людей не отвлекала даже исправившаяся погода: дождь прекратился, небо явственно просветлело. Стало видно, как ветер гонит по нему клочки облаков. Пожалуй, уже можно было двигаться и к городу, но мы почему-то стояли. Должно быть, капитан Басманов осторожничал, зная, что у Необходимска ветер и волны сильнее.
Марина в этой буре возмущения была островком спокойствия: к нашему столику не раз подходили, спрашивали ее мнения. Это показалось мне странным кто она такая, в конце концов, не предпринимательница, не научный авторитет. А все-таки к ней прислушивались. Может быть, потому, что она отвечала всем спокойно и доброжелательно, с непоколебимой уверенностью.
И все-таки, раз столиков теперь стало много, и за каждым всего трое-четверо гостей, Марине не удавалось распространять свою успокоительную ауру на всех.
Видно было, сколько трудностей возникло у стюардов: гости ели не в лад, сложно было понять, когда делать перемены блюд. Мне стало от души жалко обслуживающий персонал. Орехову, видно, тоже, потому что на исходе трапезы он вдруг поднялся и замер так. По стакану стучать не стал и вообще никаких трюков не предпринял, но гул разговоров вскоре стих.
Да, сказал Никифор, как будто продолжал уже начатый с кем-то разговор, безусловно, обстановка у нас не самая здоровая. С одной стороны, волнительная, а с другой скучно. Неудивительно, что эмоции бурлят! Поэтому я попросил моего хорошего друга, которого вы уже слышали вчера вечером, немного скрасить нам ожидание известий. Сильвестр Сильвер, встречайте!
Гости зааплодировали как мне показалось, с облегчением. В самом деле, когда сидишь, скованный обстоятельствами и ожидаешь непонятно чего, любое отвлечение будет кстати.
Серебряков встал и поклонился. Мне показалось, что в нем еще сохранялись остатки нервозности, хотя со времени нашей беседы он успел уже овладеть собой. Он снова вышел из обеденной зоны. Но теперь, правда, столики были переставлены, а инструменты музыкантов сложены все вместе подле пианино, так что Серебрякову пришлось встать не там, где вчера, а как раз напротив окна.
Здравствуйте, здравствуйте, он раскланялся еще раз. Благодарю за такой теплый прием! Да, что и говорить, обстановка у нас на пароходе сложилась нервная. Хотя, доложу я вам, по секрету я думаю, что капитан Басманов не из-за шторма решил тут задержаться просто ему претит мысль, что в порту Необходимска на его образцовом корабле найдут свободно бегающих мышей! Пятно на его репутации морского волка!
Люди заулыбались, но смешков пока не было.
Вообще профессиональная честь вопрос особенный, продолжал Серебряков. Вот вы все, здесь собравшиеся, специалисты каких поискать. Ну, не кривя душой, могу сказать у всякого специалиста бывает момент, когда его за деньги просят профессиональную честь нарушить Со мной тоже такое случалось. Поднимите руки, кого такая трудность не обошла.
Над столами начали медленно вздыматься руки. Шеф смотрел на все это прищуренными глазами: видимо, запоминал. В самом деле, подумала я, ведь тот, кто стоит за похищением мышей и Рогачева, должно быть, и правда нарушил профессиональные нормы! Хотя, конечно, вряд ли преступник вот так сразу признается
Но потом шеф я глазам своим не поверила! встал на задние лапы, передними оперся о стол и одну переднюю
лапку приподнял!
Спасибо, с серьезным видом кивнул Серебряков. Признавать это неприятно, конечно. А я вот с вами хочу поделиться как раз таким случаем из собственного опыта. Был я тогда молод еще моложе, чем сейчас, но совершенно безвестен. Рассказывал я по кабакам одну историю, которая нравилась очень публике. И вот однажды подходит ко мне такой господин знаете, позолота везде, от зубов до цепочки часов и говорит: так мол и так, нравится мне ваша история, хочу ее купить. А должен сказать, что у нас, артистов разговорного жанра, не очень принято рассказывать о том, что с тобой не происходило. Это как пригласить к себе даму, поставить на стол вино и устрицы, а потом сказать: простите, дорогая, у меня для вас нынче только деревянный!
Вот тут смешки раздались погромче.
Привожу я ему эту аналогию. А он мне наклоняется к уху и эдак заговорщицки: «Да я, мой друг, должен буду публику на обеде у генерал-губернатора развлекать! А в этого старого хрыча ничего, кроме деревянного, и не залезет!»