Мело навестил дядю, Лукаса «Пиреса» Аражио, занимавшего заметный пост в Министерстве образования на западных территориях, что позволило тому приобщить рассказ юного дарования к имеющимся сведениям. Часть этих сведений попала в папку «Рагнарек», которые Николь отвезла на Север в обмен на сокрытие участия Мело в атаке на Старый университет, и таким образом неугомонный директор сам расплатился за свои деяния. Хотя Мело казалось, что его усилия оценили неправильно, однако ему, по крайней мере, удалось удержать свои позиции в глазах дяди и Министерства. А если бы Мело изначально не лез бороться со Старым университетом, он мог бы свое положение и упрочить. Ведь первым порывом Пиреса было добиться для него значимой награды за бдительность. Порыв этот, естественно, сошел на нет, когда дядя узнал о деяниях Мело на чужой территории. Но в сумме оба остались скорее в плюсе.
Привлечь внимание Юга к атакам на элементную базу Западу не удалось совсем. Если Север воспринял всё серьезно и начал собирать какие-то лаборатории, желая то ли извести нападающих на корню, то ли создать генерацию элементов, которые бы сами давали в морду нападающим, то Юг немедленно нанял контору с мутной аффилиацией, которая с пеной у рта стала защищать право Юга на доступ к информации. Предполагая, что этого будет достаточно, когда соседи по земному шару соорудят какое-то решение. Толку от этого никакого не случилось, разве что новостники наклепали некоторое количество заметок о том, как Юг требует открыть и так открытые базы. Попытки Юга объяснить, что это у них заготовка на будущее, своей незамутненностью вызвала у соседей восторг, и на этом контору с позором изгнали из коридоров южной администрации. Нельзя сказать, что в этой попытке не было никакой логики, но выстрел прозвучал преждевременно и всех насмешил.
Север, Восток и Запад начали проводить консультации о специальных закрытых режимах для ряда исследований и торговаться об обмене специалистами и результатами. Юг эту цепочку событий пропустил, хотя чутье ему и подсказывало, что переговоры идут. Однако требование о поддержании открытости один раз не сработало, а других идей пока не было. На этом Юг махнул рукой и принялся восстанавливать коммуникации, надеясь, что соседи чем-нибудь поделятся, если не хотят, чтобы на его территории развелось совсем уж зловредное нечто.
Со стороны выглядело, вероятно, не очень прилично: Москва, Бангалор и Буэнос-Айрес уселись на один край балансирующих качелей и сидят, пока бедная Киншаса пытается на другом конце хоть как-то перевесить и урезонить этих троих. В реальности же все территории испытывали все виды дефицитов, хотя и в разных пропорциях, на которые администрации много лет закрывали глаза. Так что не так уж хорошо они там сидели.
Ну-с, молодые люди, рассказывайте, спросил Гелий, после того, как лучшие люди группы «Трилобит рефакторинг» уселись перед ним. Я так понял, что вам требуется уголовно-культурная консультация, а также заверения, что наш университет чего-то в этой жизни стоит.
Кхм, позволил себе ответить Швед. Скорее, культурно-политическая. Ведь без политики не обошлось?
Риц только глазами сверкнул. К вечеру среды он успел остыть, а еще он подрядился вместе с Питоном сделать доклад о трансформации вовлечения школьников в органическое дело с 2000 года. Набросок они сделали быстро, но со сбором информации о начале периода
был полный неурожай. Сведения были разрозненными, и кое-что из них казалось откровенно бредовым. Самое ужасное, что самая странная часть с ручным уничтожением негодных элементов, оказалась правдой. В этом их заверил Рудник, которому они в панике написали. В голове это никак не хотело укладываться. Что же это еще один кусок потерянного знания? Рудник не согласился с ними, что знание потеряно, но больше ничего не ответил, а велел поработать самим.
Эти занятия отвлекли его от мыслей о справедливости, и в среду к Гелию он пришел уже в сомнениях, стоит ли отвлекать профессора по такой ерунде. Но Швед заверил, что стоит, потому что любая встреча с Гелием принудительно расширяет кругозор, а это в их учебном деле главное и основное.
Гелий улыбнулся и сощурил глаза. Его морщинистое лицо приобрело вид хитроумно выточенной деревянной маски, из которой на собеседников смотрели живые и веселые глаза.
Для начала расскажите, как себе это видите вы. И откуда вы узнали, что Марш и Фантом разгуливают по городу?
Ваш выход, торжественно объявил Швед и повернулся к Рицу.
Тут очень просто. Мы с друзьями успели поссориться с Маршем и Фантомом на берегу реки, в вейк-клубе. И буквально тут же их приехал забирать Вадим.
Гелий поднял брови.
То есть мы все трое знали их в лицо. И знали, как их зовут, потому что они понтовались своей победой в конкурсе и всю дорогу тыкали нам в лицо, что они Марш и Фантом, а не абы что. А поссорились мы потому, что разошлись во мнениях на одну местную инсталляцию.
Если и ссориться, то только по поводу разночтений в святых текстах пробормотал Гелий.
Что? опешил Риц.
Ничего, махнул рукой Гелий. Продолжайте.
И там же от Вадима мы узнали, что это они обрушили базу Приемной комиссии. Вот. А на прошлой неделе Баклан, который был тогда со мной на берегу, работал на внешнем заказе в Технотреке. Они там кормили людей чем-то духоподъемным. Баклан увидел Марша и Фантома и узнал их. Они были с бейджами, и он специально прошел мимо, чтобы проверить, не ошибся ли он. И нет, не ошибся. Это точно Марш и Фантом, и они были совершенно довольны жизнью. И мне это кажется глубоко оскорбительным. Но Швед говорит, что я чего-то не понимаю. Допускаю, что это так. Хочу понимать. Вообще хочу быть взрослым, а не вот это вот всё.