Вероятно, есть и исключения наши настоящие реалисты, которые, как и полагается исключениям, подтверждают правило. И все же масштаб у них, думаю, иной. Где российские Хемингуэй, Фицджеральд, Белль, Фейхтвангер, Ремарк?.. Есть, правда, Гроссман и Солженицын, есть Шаламов и Довлатов, но разве «Жизнь и судьба» Гроссмана это «Война и мир»?..
И разве «Война и мир» это реализм?.. Не считая, разумеется, психологии и правды характеров. Но если брать за критерий это, тогда, пардон, вообще никакой классификации не останется только разделение на талантливое и бездарное. Что, впрочем, и есть единственное настоящее деление. А «фантастика не фантастика» это так, от лукавого
9
любого персонажа «Мертвых душ», «Анны Карениной», «Вишневого сада» ну все-все, прошу прощения, больше не буду), либо страдает, гибнет. За «лишними» прошлого века следуют герои Булгакова, Ильфа и Петрова, Трифонова, Аксенова, Венички) Почему так получается?
Герой, как известно, не умнее своего автора сравните хотя бы Холмса, Мегрэ и Джеймса Бонда. И психика героя не более здоровая, чем у писателя (подтверждение тому персонажи Гоголя и Достоевского). Это многое объясняет относительно судеб русской литературы и, конечно, ее героев. Особенно в наше время
В каком-то смысле очень собирателен роман «Мастер и Маргарита»: там умный герой либо гибнет (сходит с ума), либо он вообще потусторонняя сила, то есть персонаж фантастический. А все остальные вышли целиком из нашей классики, которая так часто сродни сатире. Где же умные нормальные люди? А вот там в западной литературе. У Белля, Ремарка, Фейхтвангера И очень редко здесь. Но тогда уж, извините, в фантастике. Не та, знаете ли, у нас ситуация, чтоб одновременно быть умным и нормальным!
Так что и в этом смысле Стругацкие ухитрились застолбить определенную область за счет свободы выбора декораций. На то ж она и фантастика. Ей позволительны и такие темы, как проблема хорошего, доброго глупца в науке, среди умных («Далекая Радуга»), и противопоставление очень положительных, но малость от этого глуповатых людей будущего все понимающему и слегка от этого грешному мученику нашему современнику («Попытка к бегству») Фантасты, конечно же, отдали должное и приему всякого умного писателя в России эзопову языку, создав, к примеру, «сказочку» о научно-магической шарашке, де еще так, что мудрый наш «Детгиз» ухитрился ее напечатать в те времена
Да и символизм в России разве он совсем не от этого? Почему тогда у нас, а не где-нибудь?.. Да потому что «их» привычка писать все как есть расслабляет! То же с сегодняшним днем нашей литературы: разве не стало нам скучновато без намеков и иносказаний? Чем прикажете заменить этот интеллектуальный пир: чтением таких книг, как «Понедельник начинается в субботу» Стругацких или «История одного города» Салтыкова-Щедрина? Хочется-то остренького, а предлагают Лимонова. А это уже, извините, совсем другой привкус
(Объективности ради следует сказать, что есть все же и кое-что настоящее, и прежде всего Виктор Пелевин с его блистательным и иногда вполне щедринским на сегодняшнем, конечно, уровне чувством юмора.)
Возможно, именно поэтому от книги к книге нарастает у Стругацких эта пресловутая элитарность: плохо, ох плохо быть у нас умным. Особенно писателем
(«Моя склонность к размышлениям,
весьма неудобная привычка она делает меня совершенно неспособным действовать».)
Леонид Филиппов
СТРАНА БАГРОВЫХ ТУЧ
Часть первая. СЕДЬМОЙ ПОЛИГОН
Серьезный разговор
Из Средней Азии? Да.
Документы
Он требовательно протянул через стол темную, похожую на клешню руку с непомерно длинным указательным пальцем; трех пальцев и половины ладони у секретаря не было. Быков вложил в эту руку командировочное предписание и удостоверение. Неторопливо развернув предписание, секретарь прочел:
«Инженер-механик гобийской советско-китайской экспедиционной базы Быков Алексей Петрович направляется Министерством геологии для переговоров о дальнейшем прохождении службы. Основание запрос ГКМПС от»
Затем он мельком проглядел удостоверение, вернул его и указал на дверь, обитую черной клеенкой:
Пройдите. Товарищ Краюхин вас
ждет. Быков спросил:
Предписание останется у вас?
Предписание останется у меня.
В креслах вдоль стен приемной сидело несколько человек, ожидающих, по-видимому, своей очереди или вызова. Никто из них не обратил на Алексея Петровича никакого внимания. Это показалось ему странным о нравах в приемных столичных учреждений он слыхал совсем другое. Но и одноглазый секретарь, и покладистые посетители мгновенно вылетели у него из головы, когда он перешагнул через порог кабинета.
В просторном и сумрачном кабинете окна были закрыты бамбуковыми шторами. Тускло отсвечивали голые пластмассовые стены. Пол был покрыт мягким красным ковром. Быков огляделся, ища глазами хозяина кабинета, и возле широкого и пустынного письменного стола увидел две лысины. Одна лысина, бледная, даже какая-то сероватая, неподвижно возвышалась над спинкой кресла для посетителей. Другая, светло-шафрановая, наклонилась над папками по другую сторону стола и раскачивалась, словно ее обладатель недоверчиво обнюхивал лежащие перед ним кальки и голубые светокопии чертежей.