На деле, конечно, несчастные уезжают к младшим Бишигам вовсе не ради лечения: просто в пансионате можно обеспечить одновременно и безопасность, и комфорт. Помочь же жертве хищного утра не могут ни Бишиги, ни Сендагилея, потому что первые исцеляют сознание, а вторые тело, и никто из них не умеет вылечить кровь.
Объясни мне, потребовала Става. Или это секрет?
Это не был секрет. Нет никакого закона, запрещающего рассказывать мохнатым о хищном утре; другое дело, что им это вряд ли для чего-нибудь нужно.
Я вздохнула. Става смотрела серьёзно и даже перестала болтать ногами. Была суббота, я отменила семинары в университете, этому ужасно расстроилась бабушка, и я скрылась от неё в мастерской.
Ладно. Что ты знаешь о крови?
Всякий колдун сделан из крови своего Рода. В ней наша сила, наша память, наше прошлое и наше будущее; с самого рождения мы связаны ею с каждым из своих предков и с каждым из своих потомков.
Когда-то кровь была полна Тьмы. Тогда она была сине-чёрной и густой, словно смола, и из одной неё мы могли составлять ритуалы. От этого нас боялись и жгли, от этого мы бежали в прекрасный пустой мир за грань небытия, и были здесь свободны и счастливы, пока не пришёл Лес.
Время бежало бурной рекой, а кровь разжижела и сделалась красной. Теперь в наших венах лишь осколки Тьмы и отдельные капли её слёз.
Капли Тьмы это та же вода. Но не та, что бежит в реках двоедушников, нет; другая. Та, что наполняет колдовское море, в котором дремлют чудовища и прячутся от жадных людей последние искры Света. Та, что питает наши острова и скрепляет наши браки. Та, из которой сделаны ритуальные зеркала.
Кровь знает, зачем ты есть, и в чём твой смысл. Кровь привела тебя в Род, связала тебя накрепко с предками, и ты продолжаешь собой начатую давным-давно линию.
Ты понимаешь? спросила я, хмурясь.
Става кивнула, но в её жесте не было уверенности.
Представь, я потёрла лоб, представь, что кровь это всё, что знает о тебе
Полуночь.
Но Полуночь знает обо мне решительно всё!
Вы говорите, что Лес даёт вам судьбу. Ведь так?
Става потрясла головой:
Когда-то раньше, может быть! Но теперь мы бежим по небу в Долгую Ночь, чтобы поймать за хвост своего зверя и свою судьбу. Так становятся двоедушниками.
Да, да. Вот представь теперь, что зверь это кровь. Он у тебя есть, и поэтому ты знаешь, кто ты такой и что должен делать. Понимаешь?
Става сморщила лоб, а потом подтянула ноги на горгулью и улеглась на спину. От моего стола были теперь видны только раскинутые руки, край фиолетовой юбки и правая нога в полосатой гетре.
Допустим, наконец, сказала Става. Допустим! И что?
Строго говоря, я не знаю, как это работает у двоедушников и что бывает, если ты не делаешь того, чего хочет от тебя твой зверь и Полуночь, но вряд ли ведь что-то хорошее?
У колдунов есть для этого название, и это название хищное утро.
Оно пришло за нами тогда же, когда затонул Королевский остров; оно, говорят, проклятие Последнего Короля или и вовсе наказание, посланное нам, неверным детям, самой Тьмой. Оно плата за предательство и за эгоизм, месть за совершённое зло и за зло, на которое мы закрыли глаза; оно оставшийся навечно внутри шрам от старой трагедии.
А ещё, говорят, оно цена: за невысказанное, недоступное, невозможное. Ты платишь за то, что может дать тебе одна только Бездна, и взамен отдаёшь ей свою кровь и свою жизнь.
Всякий колдун сделан из крови своего Рода; всякий колдун продолжает свой Род и ему верен. И если однажды ты решаешь предать свою кровь, будь готов к тому, что она восстанет.
Ты просыпаешься в хищное утро, так говорят; но, по правде, именно ты не просыпаешься. Ты остаёшься в дикой, безумной темноте, среди эха полузабытых кошмаров и теней страшных сказок; ты смотришь в глаза Бездны и слышишь её шёпот, а твоя кровь горит, пока не убивает твоё тело.
Если ты проснулся в хищное утро, ты уже мёртв, и впереди одна только ужасная агония.
поэтому, понимаешь, если Матеуш Вржезе проснулся в хищное утро нельзя говорить, будто его убили.
Ты же сама была там, Става звучала озадаченной. Я читала протоколы. Ему пытались помочь заклинаниями, но он всё-таки умер, на глазах у десятков свидетелей.
Это не убийство, повторила я. Если он проснулся в хищное утро, он уже был мёртв внутри. Мы надеваем траур сразу, когда это случается. И если кто-то помог ему отмучиться быстрее, это было милостью.
Милостью было бы найти нормальных врачей, проворчала Става.
Я вздохнула. Конечно, она не поняла бы, что такое кровь, как ни объясняй.
Она перекатилась по спине горгульи, спрыгнула на пол и отряхнула сарафан, а затем деловито встряхнула косичками:
Бишиг! А как вы решаете, что такое предательство?
В каком смысле?
Как вы решаете, что вот это верность крови, а вот это предательство?
Этому учат с детства, я нахмурилась, что такое хорошо, что такое плохо, что такое долг и что такое Дар. Это вопрос достойного воспитания.
Я не это имела в виду.
А что?
Става вздёрнула нос, просвистела что-то немелодичное, а потом сказала:
Я знаю одну двоедушницу, которая пришла как-то в Храм и покаялась, что спорила с Полуночью. И знаешь, что ей ответили?