Что вы здесь делаете? И как давно вы стали пить коньяк по утрам?
Ёши улыбнулся и отпил ещё. Ну, конечно. Я отвернулась и швырнула горгульям несколько жменей мясной стружки подряд; Малышка завалилась на спину и сладко подёргивала лапой, а Летун пытался выкопать из-под неё еду, смешно подскакивая на трёхпалых тонких лапах.
Ёши молчал и, кажется, наслаждался видами. Он был невозможно чужим и вместе с тем почти казался человеком; я поковыряла носком снег, устало прикрыла глаза и всё-таки сказала:
Давайте прямо. Чем я так вам не угодила?
Простите?
Чем я вам не угодила, господин Ёши? Я ваша жена, в конце концов. Имею я право знать?
Не понимаю, о чём вы, Пенелопа.
Вы не желаете со мной разговаривать. Не интересуетесь делами Рода. Не пытаетесь наладить хоть что-нибудь. Что вам не так? У вас аллергия на горгулий? Вас оскорбляет то, что у меня маленькие сиськи? Вы любите другую женщину? Эту Сонали?
Всё это было довольно отвратительно. Меньше всего я хотела бы, честное слово, навязываться: я не дурочка и умею понять, когда бываю не к месту. Но утром, в темноте и с недосыпа, мне не хотелось соблюдать приличия. Может быть, я просто слишком старая для этого дерьма.
Стоило бы смотреть мимо, но вместо этого я зачем-то следила за его лицом. Ёши едва заметно хмыкнул, как будто всё это невероятно его забавляло, а потом мотнул головой:
Чего вы хотите?
В каком смысле?
Я так понимаю, вас не устраивает наш брак. Я видел эти ваши, он сделал замысловатое движение рукой, предложения, но они, очевидно, абсурдны. Если уж прямо, так давайте прямо: чего вы хотите?
Я нахмурилась.
Вы мой муж, господин Ёши.
Он чуть приподнял кружку, и рукав верхнего халата съехал по предплечью, обнажив крупный диск зеркала в запястье: в отличие от меня, Ёши не стал его подпиливать, и стекло выдавалось над кожей на добрых несколько сантиметров. Ёши покрутил рукой так и эдак, и отблески фонаря заплясали на серебристых гранях.
Определённо, подтвердил он наконец. Так чего вы хотите?
Я нахмурилась. Моё замешательство явно его веселило; Ёши снова с наслаждением глотнул свой грог и продолжил, так и не дождавшись от меня ответа:
Вы хотели доступ к моим счетам, вы его получили. Вы затеяли ремонт в склепе, я не стал возражать. Вы урезали моё содержание, мне всё равно. Вы потребовали, чтобы я сопровождал вас на праздник в нём дело? Вас что-то не устроило?
Вы надели траур, растерянно напомнила я.
Я ношу траур, спокойно ответил Ёши и отвёл волосы, открыв крупную чёрную серьгу в правом ухе. Моя сестра погибла меньше года назад. Мне следует забыть об этом?
Я смутно помнила, что панихиду по Озоре Се держали прошлой весной, и Ёши, оставшийся после смерти сестры последним из Се, уехал в горы буквально на следующий день. Мы с Озорой были представлены, и адвокат наверняка отправил лампаду от моего имени; все дела Бишиги вели с Ёши, и они ассоциировались у меня только с дурными идеями и головной болью.
Я отвела взгляд. Горгульи постепенно возвращались на свои места, только Малышка так и валялась в разворошённом снегу, недовольно хлопая хвостом, а Бульдог сел у меня в ногах и застыл безмолвным
изваянием. Я потрепала его за каменным ухом, натолкала табака в самокруточную машинку и всё-таки сформулировала:
Я ничего о вас не знаю.
Что вы хотите знать?
Вы действительно не понимаете?
А вы?
Вы мой муж, медленно повторила я. Мы живём, как соседи, господин Ёши. Это ненормально. Это неприлично.
Он улыбался чему-то хмуро и не слишком дружелюбно. Хотелось исчезнуть; хотелось отмотать весь этот глупый разговор назад, отменить его, докурить и просто уйти спать, отмахнувшись от дедушкиного бурчания про туберкулёз.
Вместо этого я вздёрнула подбородок повыше и протянула руку. Ёши безропотно вложил в неё кружку, я украдкой понюхала и сделала крупный глоток.
Грог остыл и имел сильный цитрусовый привкус, смешавшийся у меня во рту с табачным духом. Крепостью обожгло горло. Ёши смотрел на меня, чуть склонив голову.
Как вам вкус? Этот ром мне привезли с юга.
Алкогольно, рассеянно сказала я.
Ёши засмеялся. Он хорошо смеялся, легко и необидно, как будто у него просто было хорошее настроение, как будто всё получалось, а мир вокруг был простой и удивительный. Я казалась ему, наверное, диковинной зверушкой, как эти его птицы, с которыми он, как настоящий Се, раньше мог говорить; интересно, что они чувствовали, чудные твари в старом зверинце на острове, и что с ними стало, когда наследники Рода уехали на материк?
Разговор не удался, а теперь ещё и безвозвратно увял. Я вернула кружку и припечатала:
Хорошего дня, господин Ёши.
Зверей было почему-то ужасно жаль.
xxviii
Первую полосу занимал, конечно, День Королей: профессиональные фотографии, заготовленные загодя тексты, чьи-то интервью и прочая нудятина. Следующий разворот отдали претенциозному околоисторическому очерку с риторическими восклицаниями о чести нации и прокламациями по поводу «восстановления» и «сохранения», и только на четвёртой странице половину колонки выделили скомканному некрологу (написать в нём было, судя по всему, особенно нечего) и короткой заметке: