Перед его объективом пели и обнимались люди, обнажались бесподобные искусственные красавицы, молниеносно исполнили любое пожелание идеальные четырехногие официанты. А на его спине с подобающим почетом укладывали в капсулу Лайонелла Марра. Уже и так искаженное беспощадной старостью лицо казалось безобразной карнавальной маской каждая морщинка беззвучно смеялась. Потом его закрыли прозрачной крышкой, что-To загудело, и вместе с жизнью исчез смех.
Минуту спустя меня провозгласили новым президентам. Зазвучал государственный гимн за неимением другого исполнял его тот же оркестр биокукол.
А когда торжественная часть кончилась и нанялось новое грандиозное биоревю, я увидел вдребезги пьяную девушку, которая, срывая с себя золотой комбинезон, полезла на вертящуюся сцену. Телосложением она, действительно, могла соперничать с телемортоновскими красотками. Я имел возможность в этом лично убедиться в тот словно выжженный в памяти час, когда новая обитательница бывшей Ториной комнаты прямо из ванной подбежала к невыключенному телеону. Кто-то пытался ее оттащить, но было слишком поздно. Она прыгнула на намагниченную сцену, током ее тотчас убило.
ЭПИЛОГ
Удивительно, почему никому не приходило в голову, что это странное здание является гигантской копией древнеацтекских пирамид. Символу своей мести кровавый индейский мессия придал символическую форму.
Я сейчас находился на сто шестьдесят этажей ниже у разговорного устройства Логоса. Он любил со мной разговаривать, интересовался прошлым веком, спорил, иногда даже шутил. Я очень скоро перестал его ненавидеть разве ребенок виноват, что его воспитывали неправильно? И кроме того он разговаривал моим голосом. Этому я был обязан Мефистофелю.
Я вспомнил свою первую встречу. В диспетчерской комнате Логомортона зазвонил телефон. Я взял трубку.
Пусть ко мне спустится главный ангел! сказал поразительно знакомый голос.
Если ты бог, то к тебе надо подниматься, а не спускаться, ответил я шутнику.
Низ и верх понятия относительные, услышал я в ответ. Пространство и время придумано людьми.
А ты разве не человек?
Мой собеседник как будто задумался.
Нет, ответил он после долгой паузы. И, совсем как в старомодном романе: С кем я имею честь разговаривать?
Я назвал свое имя.
То-то у тебя мой голос!. Спустись ко мне вместе с главным ангелом. Я Логос!
Потом оказалось, что ангелами он называл обслуживающих его кибернетиков из-за гравитонных крылышек. Восемьдесят подземных этажей были единственным местом в огромной стране, где первоначальное практическое изобретение профессора Артура Холина нашло применение. Промежутки между электронными блоками были такой, протяженности, что продвигаться по ним можно было бы лишь при помощи механического транспорта. А Логос не любил шума. Вот мы и парили, как ангелы, по безмолвным коридорам. Я тоже. Почему-то Логос почувствовал ко мне особую симпатию и пожелал, чтобы я совмещал пост президента с должностью главного кибернетика. Собственно говоря, это была синекура.
Я прошел годичный курс гипнообучения, но мои технические знания ни разу не потребовались. С меня не требовалось ничего, как только сидеть перед разговорным устройством, слушать его бесконечные разглагольствования, и время от времени рассказывать об исчезнувшей в пучине Атлантиде XX века.
Ты спешишь? сказал Логос, заметив, что я сверяю время по часам. Видеть он тоже мог, но только то, что показывали телеоны. Правильно, тебе ведь сейчас выступать в телецентре. Я прочел твое
обращение к народу. Мы с тобоой много спорили, поэтому я рад, что ты наконец согласился со мной. Стабильная Система самое гуманное, справедливое и разумное общественное устройство за всю историю человечества.
Неужели и у меня бывает такой же, насквозь пропитанный бахвальством голос? подумал я, заранее предвкушая заготовленный ему сюрприз. Печатный текст речи предназначался исключительно для Логоса. Все правительственные выступления проходили его предварительную цензуру то ли оттого, что он не слишком доверял человеческому благоразумию, то ли потому, что испытывал страсть к чтению. Миллионы выходивших когда-то книг были им усвоены давным-давно. А сейчас, к сожалению, не было иных литературных новинок, кроме сводок полиции о боях с клановцами.
Лайонелл был прав как всякого диктатора, Логоса было не трудно обмануть. Но он был до крайности подозрителен ив этом тоже проявлялся типично диктаторский характер. Самым страшным была абсолютная невозможность сказать ему правду. Ведь признать, что его смогли ввести в заблуждение, означало для Логоса засомневаться в своей безошибочности. А согласно заложенной в него с самых первых дней программе, безошибочность являлась основой его существования.
Вначале я, ослушавшись Лайонелла, пытался раскрыть ему глаза на то, что произошло и происходит в действительности. Он счел меня частично потерявшим рассудок. Это дало совершенно неожиданный результат.
Решив, что анабиоз отрицательно влияет на психику, Логос запретил его. Он действительно заботился о людях, но по законам иной, нечеловеческой логики.