Макс порылся в кармане и вытащил металлический брелок. Он провел большим пальцем по логотипу «Харлей-Дэвидсон» и крепко сжал его.
Это ради тебя, Джо. Я же сказал, что они заплатят за то, что сделали. Мы почти у цели, приятель. Почти дома. Как я и обещал.
Из запертой спальни донесся глухой стук. Макс нахмурился, сунул брелок в карман и подошел к раковине, чтобы налить стакан воды.
Он отпер дверь и снова закрыл ее за собой. Кайла оттащила матрац в самый дальний от двери угол и свернулась на нем калачиком. На стене, в том месте, где она колотила кулаками, пытаясь привлечь его внимание, виднелись следы пота.
Прошу тебя, сказала она срывающимся голосом. Мне нужен инсулин.
Макс подошел и протянул ей стакан воды. Она подозрительно посмотрела на него, но жажда победила. Она схватила стакан, но ее руки и все тело дрожали так сильно, что половину она пролила.
Он не получал от этого удовольствия. Она была ребенком. Он делал много плохих вещей в своей жизни, но никогда еще он не причинял вред ребенку. Он не был монстром. Но ей не посчастливилось быть средством к осуществлению его цели. У него не было выбора. Он дал обещание. И это обещание было важнее Кайлы важнее всего на свете.
Тебе придется подождать, Кайла, сказал Макс, забирая у нее пустой стакан.
Пожалуйста, Макс, сказала она. Почему ты не хочешь мне помочь?
С тобой все будет в порядке, уверил он ее, хотя она была бледной и потной, а ее полузакрытые глаза затуманились.
Нет, не будет, сказала она. Такое уже случалось. Мне нужен инсулин. Пожалуйста, просто дай мне его. Ее голос дрожал от отчаяния, глаза расширились, в них был виден ужас. Ты же не хочешь, чтобы я умерла? Ты не сможешь получить выкуп за мой труп, Макс. Ты не получишь, чего хочешь, если я не буду жива. Чтобы оставаться живой, мне нужен инсулин.
Он отвернулся, стараясь побороть чувство вины, поднимающееся в груди.
Джо, подумал он, и одно это имя укрепило его решимость.
Я не получу то, чего хочу, если только не окажу дополнительное давление, отрезал Макс. Тебе придется его выдержать.
Слезы от гнева и от страха потекли по лицу Кайлы.
Она выглядела такой маленькой на этом матрасе.
Они найдут тебя! крикнула она ему вслед, когда он вышел из комнаты и запер дверь.
Но он сомневался в этом. Он был осторожен. Он все спланировал заранее.
А теперь он хотел, чтобы они испугались. Пока что он не будет звонить сенатору. Он не хотел показаться слишком нетерпеливым, только не после того, как Фибс его игнорировал. Казалось бы, похищение дочери могло быть достаточной мотивацией, но Макс знал, что политики это особая порода подонков. А Фибс был
Что ж, Фибс был монстром. Макс знал это лучше, чем кто-либо еще. Но скоро об этом узнает весь мир.
Пусть они поволнуются. Пусть подождут. Пусть пресса спекулирует и строит теории.
Пусть Мэгги Кинкейд немного погоняется за собственным хвостом.
Как только она поймет, что не может найти Кайлу, она будет готова слушать.
Тогда она поймет, что главный здесь он.
Глава 27
Мэгги взяла со столика в библиотеке сенатора фотографию в рамке. На картинке была Кайла, немного младше, кружащаяся в фиолетовом платье. Она так и сияла, явно предвкушая танцы или вечеринку, ради которой нарядилась.
Именно этим Гретхен Эллис и занималась в «Шервудских Холмах» в тот день, когда Мэгги подвела ее: покупала платье на бал выпускников. Оно было желтым. Она выглядела бы в нем очень
красиво.
Мэгги вдруг показалась, что фотография в ее руке весит фунтов сто.
Это был ее первый бал, сказал голос позади нее.
Мэгги обернулась и увидела миссис Фибс.
Жена сенатора, даже напуганная и с опухшими глазами, была красивой женщиной. Было некоторое величие в том, как она себя держала.
Фиолетовый ее цвет, сказала Мэгги, поставив фотографию обратно на мраморный столик.
Я хотела, чтобы она надела что-то розовое или зеленое, сказала миссис Фибс. Пастельные тона. Но моя девочка Она любит выделяться.
Мэгги улыбнулась.
Почему Грейсон до сих пор не позвонил? спросила миссис Фибс. Вы сказали, что он позвонит. Уже прошло два часа, но о нем не слышно. Вы ошиблись? Что, если Она замолчала, не в силах закончить фразу. Несколько мгновений она пыталась вернуть себе самообладание, сохранить на лице маску мягкой элегантности, но руки все еще тряслись, ей никак не удавалось успокоиться. Минуты тянулись, а ее дочь все еще оставалась в плену. Паника исказила ее лицо и голос, дрожь в руках усиливалась с каждым вздохом.
Мэгги хотелось подойти ближе, успокоить ее, но она знала, что это было не ее дело. Интересно, кто утешал тогда ее собственную мать? Кто был тем агентом, который успокаивал ее, в то время как Мэгги и Эрика были связаны в чулане, в страхе за свою жизнь? Было ли им так же трудно выдавливать из себя эти слова, как ей?
Он играет с нами, сказала Мэгги. То, что вы сейчас чувствуете беспокойство и страх Он хочет, чтобы мы это почувствовали. Он хочет, чтобы мы подумали, что он главный. Он хочет, чтобы мы отчаялись настолько, что, когда он наконец позвонит, а он позвонит, миссис Фибс, мы дали бы ему все, чего он захочет.